Неизвестная Восточная Русь

Казалось бы, о какой неизвестной Руси может идти речь в начале XXI века? Незабвенный киевский летописец Нестор начал писать историю Руси в XII веке, опираясь на существовавшие до него исторические сведения, некоторые доступные ему западные источники, древнегреческие хроники и комментарии 90-летнего воеводы Яня. Нестор описывал события, состоявшиеся за 250 лет до него. «Начальная летопись» Нестора, известная также под названием «Повесть временных лет», стала неким фундаментом истории Руси и не подвергалась никаким сомнениям вплоть до начала XX века.
В.Татищев, М.Ломоносов, Г.Миллер, Н.Карамзин, С.Соловьев и другие историки XVIII и XIX веков начинали свои знаменитые труды с описания истории Руси по летописи Нестора. К сожалению, русские историки практически не обращали внимания на многочисленные арабские и западные источники того времени, хотя большинство из них были им доступны.

А Нестор многого не знал

В начале XX века А.Шахматов первым подверг критическому анализу летопись Нестора [1] и нашел в ней достаточно много нелепостей. Получалось, например, по Нестору, что первый князь со славянским именем Святослав родился как первенец от престарелых родителей, когда его отцу Игорю было минимум 65 лет, а матери Ольге — более 50 лет. Совсем как в Библии, где дети рождались от столетних родителей. Не удивительно ли?
После победы Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов советская историческая наука получила сильный импульс в дальнейшем развитии и установку на изъятие из истории всего иностранного, особенно западных судьбоносных влияний. В свете победы над фашистской Германией, которая кичилась северным норманнским происхождением немцев, отсчитывать начало русской государственности от тех же северных норманнов, или варягов, стало уже совсем неприемлемым.
Историки и филологи пошли в наступление «на святая святых» — «Повесть временных лет». Академик Д.С.Лихачев в 1950 году [2] не только усомнился в достоверности исторических фактов, описанных в этом своде летописей, но и охарактеризовал «Повесть временных лет» как блестящее литературное художественное произведение, но не как историческую хронику, наподобие западных. Он писал, что в нем исторические сведения либо преображены творческим воображением автора, как например, легенда о приглашении варягов править Русью, либо подменены новеллами, некоторые из которых восходили к бродячим сюжетам. Вместе с легендой о призвании варягов — норманнов для установления государственности на Руси, руками Д.С.Лихачева рассправились и с самой «Повестью временных лет». Но почему же тогда страна называлась Русью, её правители руссами, а жители — русскими людьми? Похоже, «с водой выплеснули и ребенка», после Лихачева истории Древней Руси не стало никакой.
Ситуацию попытались исправить М.Артамонов [3], А.Новосельцев [4], И.Фро¬янов [5], А.Сахаров [6], но безуспешно. Отчаянную попытку предпринял и Л.Гумилев [7:308]: «Можно ли исправить ошибки летописца, сделанные, несомненно, умышленно?» — вопрошал он. И отвечал, что можно, если сменить угол зрения на 180о, обычно применяемую индукцию — на дедукцию, если обрамить сюжет, лишенный сведений, пространственно-временными данными, выверенными и не вызывающими сомнений. Он, по сути, призывал отойти от текста летописи и с привлечением сторонних источников заново нарисовать картину исторических событий тех лет.
Конечно, в отношении метода реконструкции Л.Гумилев не ошибался. Это его выверенный метод системного подхода, в пользу которого он призывал отречься от позитивизма — строгого следования тексту документа. Но сюжет-то, который он собирался обрамить деталями, был отвергнут им и ранее Д.Лихачевым. Чем не обрамляй порочный сюжет, ничего правдоподобного не получится. Л.Гумилеву также очень хотелось покончить с норманнской теорией происхождения государственности Руси. Он метался, призывал «сменить угол зрения на 180о», то есть увидеть в сочинениях Нестора нечто противоположное тому, что тот написал, что само по себе далеко от науки, искал неких «росов» на берегах Днепра — и всё лишь для того, чтобы выкинуть русов — норманнов из истории Древней Руси.
Л.Гумилев, несомненно, знал сочинения арабского путешественника X века Ибн-Фадлана, неоднократно ссылался на его труд, но нигде ни единым словом не обмолвился об описанных арабом русах, живших и торговавших на Волге. Но и Л.Гумилеву не удалось представить целостную историю Древней Руси, её и сейчас нет. Сочинение Нестора «Повесть временных лет» как исторический труд фактически предано анафеме, признано лишь как «блестящее литературное произведение» [7:314], а взамен ничего не предложено, кроме безуспешных попыток устранить неувязки древнего летописца.
Еще лет тридцать назад, когда я изучал историю башкирского бортничества и работал над своей первой исторической книгой «Пчелы и люди», я наткнулся на сочинения упомянутого выше арабского путешественника Ибн-Фадлана. Этот араб в 922 году побывал у волжских булгар, а также в стране «ал- басгифт», заселенной древними мадьярами. Я искал в труде араба упоминания о бортничестве и нашёл их. Но эти путевые заметки были настолько интересны, что породили многие раздумья.
Конечно, самые яркие впечатления оставили описанные Ибн-Фадланом обычаи, связанные с похоронами знатного руса. Это был явный норманн, его хоронили в ладье, сожгли вместе с кораблем и жертвами, в том числе и с женщиной, подвергнутой ритуальному убийству.
Потом араб описал царя русов, его дружинников, обычаи в их стране. Причем не оставалось сомнений в том, что всё это он видел своими глазами. Об этом свидетельствовали и его диалоги с участниками описываемых событий. Тогда я заинтересовался вопросом, — в какой же Руси побывал Ибн-Фадлан? Каким путём он возвращался от волжских булгар на родину?
Цепь его повествований не вызывала сомнений — он плыл вниз по Волге, так как после волжских булгар и Руси он описал порядки в стране хазар, живших в низовьях этой реки. По заметкам Ибн-Фадлана получалось, что если плыть от волжских булгар вниз по Волге, то рядом со страной мадьяр, называемой арабом «аль-басгифт», возможно, на противоположном берегу Волги, располагалась Русия, страна русов, северных норманнов, со своим населением, живущим по скандинавским обычаям, царём, дружинниками и наложницами.
Тогда, тридцать лет тому назад, у меня, человека, делающего первые шаги в изучении истории башкирского народа, бортничества, эта Волжская Русь не вызывала какого-то особого интереса. На историю Древней Руси я тогда смотрел через призму «Повести временных лет». В последние же годы, продолжив работу по исследованию истории башкирского народа, пришлось вновь вернуться к труду Ибн-Фадлана, ведь в нем речь шла о народах, проживающих по-соседству с башкирами. А написание книги «Под крыло двуглавого орла» потребовало изучения истории русского народа заново.
Тут и я пришел к описанной выше тупиковой ситуации в истории Древней Руси. Однако в той книге я еще следовал «Повести временных лет», отойти от неё у меня не было оснований, а «сменить угол зрения на 180о» по рекомендации Л.Гумилева никак не получалось. Но именно тогда я завел у себя папку под названием «Неизвестная Восточная Русь», в нее я вносил все обнаруженные сведения на эту тему.
За пару лет папка эта серьезно пополнилась. В ней, кроме сочинений всезнающих, а порой и хорошо фантазирующих арабов, особенно придворных, появились и серьезные труды, такие как книга шведского археолога Х.Арбмана «Викинги» [8], письма хазарского еврея и их царя Иосифа Х века, сообщения Кембриджского и Венгерского анонимов, сведения из «Бертинских анналов». Сюда можно было бы добавить и труд византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей». Это, конечно, известные источники, но ранее их всегда упоминали в связи с сюжетами «Повести временных лет», обрамляли летописный свод деталями из этих трудов. Как зеленую елочку стеклянными игрушками. Для читателя-обывателя — красота, а для истории ничего хорошего из этого не получилось.
И тогда у меня возникла мысль: а что, если попробовать составить историю Древней Руси без «Повести временных лет», лишь на основе этих сторонних трудов. Ведь говорят же, что со стороны виднее!

Славяне и викинги. Предсказание Восточной Руси

Что собой представляли народы Восточной Европы до образования Древней Руси и прихода сюда викингов? В лесах юго-восточной Европы обитали потомки антов — древляне и поляне, на западе — ятвяги, волыняне, уличи, тиберцы. На севере жили потомки венедов: словене, кривичи, полочане, вятичи, радимичи, древичи. Венеды бежали сюда из Западной Европы под натиском готов и гуннов еще в V—VI веках.
Все эти родственные племена были мирными людьми, называемыми славянами. Они известны по Н.Карамзину более своей многочисленностью, нежели искусством воинским. Слабость оружия венедов, антов и славян отмечал в VI веке и Иордан [9].
Описывая послов славян к аварскому хану, Н.Карамзин приводит их же слова: «С оружием обходиться не умеем и только играем на гуслях. Нет железа в стране нашей. Не зная войны и любя музыку, мы ведем жизнь мирную и спокойную…». По многим источникам, из славянских земель вывозили много пленных рабов и мадьяры, и русы, и хазары, и печенеги. Кроме того, для купцов-иноземцев славяне заготовляли шкурки белки, куницы и горностая.
Славяне предпочитали жить в темных лесах, служивших им защитой от врагов и дающих им возможность заниматься звериной ловлей и подсечным земледелием. Всякий славянин строил себе отдельную хижину для своей семьи на некотором расстоянии от прочих, чтобы жить безопаснее и спокойнее. Окружающий лес, ручей, поле составляли его владения. Каждая семья была маленькой республикой, не переносящей ничьей власти. Они считали, что свобода дикая, неограниченная есть главное добро человека.
Решения, важные для народа в целом, принимались на народных собраниях. Иногда при отражении врагов они собирались в ополчение, выбирали воевод, но в походах им не подчинялись, проявляя своеволие и недисциплинированность. Жили в основном по принципу «мой дом — моя крепость». И при нападении врагов поступили так же.
Оружия славянам действительно не хватало, залежей железных руд в их стране вовсе не было. Железо выплавлять они не умели, археологи не нашли на их территории ни плавильных печей, ни горнов, ни шлака. Металлические изделия славяне выменивали у купцов-иноземцев на шкурки пушных зверей.
Славяне имели обычаи дикие. В ссорах убивали друг друга, не знали браков, основанных на согласии родителей и супругов. Женились методом умыкания, похищения девиц. Нравы и обычаи славян описаны Н.Карамзиным в его «Истории государства Российского» и все желающие ознакомиться с ними могут легко это сделать. Новгород Великий со своим знаменитым вече многие века был олицетворением славянской вольности, славянского характера.
На севере Восточной Европы жили финно-угорские народы: чудь, меря, весь, вогулы и другие племена. Они были значительно богаче славян, так как добывали более ценные меха: соболей, черных лисиц, песцов. Да и Скандинавия была им ближе. Оттуда и шли металлические изделия в обмен на мягкую рухлядь.
Но как же возникла Русь и что это за народ русы? Почему их так называли?
Это был восточно-европейский вариант нового явления — движения викингов, которое внезапно началось в VIII веке в Скандинавии и развилось в IX веке. В жизни скандинавов произошёл резкий сдвиг, пассионарный толчок по Л.Гумилеву. Среди них появляется новый тип людей — мореплаватели, искатели добычи, приключений и впечатлений, заимевшие связи в разных странах. Их называли викингами. Когда юноша покидал хутор и вступал в дружину викингов, его оплакивали как покойника. Жизнь его была полна приключений и опасностей, а потому, как правило, оказывалась очень короткой. Домой он более не возвращался: либо погибал в походе, либо оседал в какой-нибудь стране.
Появлению викингов на исторической арене по Арбману способствовали три причины: перенаселение в Скандинавии, успехи в кораблестроении и принуждение язычников к переходу в христианскую веру. Но в данном вопросе следует учесть и новейшие открытия в этой области. В телепередаче 12 января 2009 года по историческому каналу «365 дней» сообщалось о том, что археологи раскопали на острове Готланд в Балтийском море торговый город, служивший базой викингов, его порт и могильник, в котором покоились останки этих купцов-пиратов. Ученые с целью выяснения их происхождения взяли пробы из материала зубов и произвели генетический анализ. Каково же было их удивление, когда результаты анализа показали у каждого второго из викингов генетические признаки монголоидов.
Откуда монголоидность на острове Готланд в Х веке? Следует полагать, что это повторение генетического кода гуннов, произошедшее, согласно законам генетики, через 17—18 поколений. Гунны покорили всю Европу вплоть до балтийских и британских островов.
Думаю, что именно это повторение генетического кода воинственных гуннов и породило всплеск пассионарной активности. Едва ли, как утверждает Арбман, в Средневековье имело место перенаселение в Прибалтике, да и большие морские суда не требовались для похода на восток по рекам Восточной Европы. Также время преследований за веру еще не наступило, крестовые походы еще были впереди.
В VIII—IX веках молодые скандинавы стали кошмаром для всех прибрежных областей Европы. Путь из Норвегии лежал на запад, из Дании — на юг, а из Швеции — на восток. По восточному пути (Austrvegn) дракеры скандинавов устремлялись через Финский залив, Неву, Ладожское и Онежское озера, через земли финно-угров к Каспийскому морю ближе к арабским странам, а также на юг, к сказочно богатой Византии.
Онежское озеро в древности называлось Русским и именно только шведов, основавшихся на берегах этого озера, в Скандинавии знали как русов. Летописец Нестор путался в догадках, не знал, откуда появились варяги, а скандинавский археолог Х.Арбман однозначно писал, что в Скандинавии именно онеж¬ских шведов называли русами (россами). Х.Арбман приводит и некоторые архео¬логические данные по истории движения викингов [8:84]. Так, серебряные клады, найденные в Южной Скандинавии, отражают возникновение и изменение ее торговых связей с другими странами. Клады IX века в основном состояли из арабских монет Восточного халифата и колец, изготовленных на Волге. Они содержали очень малое число каролингских и английских монет.
В начале X века усиливается поток арабского серебра в Скандинавию. Это может свидетельствовать не только о расширившейся торговле, но также и о военных набегах викингов на берега Волги и Каспия.
Только в Х веке, около 960—970 гг. в составе скандинавских кладов появились византийские монеты, арабские монеты из Западного халифата. Значит, именно в это время начинает работать торговый путь «из варяг в греки» и возникают поселения русов-скандинавов в Киеве. Начиная с 1000 года в скандинавских кладах доминируют английские и немецкие монеты.
Содержание этих кладов указывает нам на время и направления продвижения викингов на восток. Первоначально, в первом десятилетии IX века они пробивались на Волгу, в сторону Каспийского моря, к Восточному Арабскому халифату. На этом пути они должны были двигаться по рекам через гигантские пространства, населенные не только финскими и славянскими племенами, но и богатыми и сильными булгарами и хазарами. Основное богатство этого региона состояло в его натуральных ресурсах: пушнине и славянских рабах, которых можно было выгодно продать на рынках Востока.
На этом основании швед Х.Арбман также считает, что летопись Нестора нельзя считать надежным источником в описании начала движения викингов в восточном направлении, так как они вначале пробивались на Волгу, к Каспию и известия об этом до Нестора не дошли.
Более определенные свидетельства того времени исходят от франкских «Бертинских Анналов», которые сообщают, что в 839 г. Людовик Благочестивый принял в Ингельгейме посольство от византийского императора Феофила. Посольство сопровождали несколько шведов, называющих себя россами. Так указано в письме грека Феофила, который сообщал также королю, что шведы — россы были направлены своим князем в Константинополь для переговоров, но не смогли вернуться на родину тем путем, которым пришли, из-за диких племен, преградивших им дорогу.
Скандинавы, прибывшие к Людовику с посольством, сообщили, что их князя называют «каган», то есть так же, как своих правителей величали хазары, проживавшие на севере Каспия, и булгары, располагавшиеся в среднем течение Волги.
На этом основании Х.Арбман сделал предположение, что в 839 г. на Верхней Волге уже было организовано независимое шведское государство русов по примеру моделей государств булгар и хазар. Швед понимал, что на столь длинном и трудном пути от Швеции до Каспия должна быть колония, поселение скандинавов для отдыха, и, возможно, перепродажи товара. Не исключено, что одни викинги везли меха и рабов с верховьев Волги, а на перевалочном пункте, в колонии перепродавали их другим своим соотечественникам. Скорее всего, первые специализировались на чудских и славянских народах, знали их языки, обычаи, торжища, а другие жили и работали с тюркскими, угорскими народами и арабами, где также требовались знания языков, обычаев, свои связи и договоренности.
Х.Арбман лишь обозначил скандинавское государство русов, предполагая его существование на Верхней Волге, видимо из-за того, что Средняя Волга была занята булгарами, а Нижняя Волга — хазарами.

Ибн-Фадлан о государстве русов

Первые сведения о государстве русов на Волге принадлежат миссионеру Ибн-Фадлану, побывавшему в Волжской Булгарии летом 922 года. Но для нас сейчас более важен его обратный путь.
А.Ковалевский, автор «Книги Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу», пишет, что араб вернулся в Багдад по тому же пути, по которому пришел к волжским булгарам, по суше, через Среднюю Азию. Дескать, плыть по Волге на Каспий через Хазарию было опасно. Но разве пробираться через пустыню по землям огузов было безопаснее? Главное, путевые записи Ибн-Фадлана вполне определенно указывают на водный путь возврата — по Волге через Каспийское море.
После описания прощальной беседы с царем булгар, Ибн-Фадлан начинает в своих записках рассказывать о русах и далее булгар не вспоминает. Он, конечно, слышал ранее о русах, видел их, ведь русы приезжали с торговыми караванами в Багдад. Он невольно обманул царя булгар в его надежде получить деньги от халифа на постройку крепости. В письме халифа к царю булгар эти деньги были указаны, но Ибн-Фадлан не смог их получить в пути, как ему предписывалось. Поэтому ему не приходилось рассчитывать на помощь царя булгар в снаряжении отдельного каравана для отправки посольства домой через Среднюю Азию. Это стоило немалых расходов, а попутных караванов, похоже, не предвиделось.
По тексту записок араба следует, что он начал общаться с русами, прибывавшими в Волжскую Булгарию по своим торговым делам, побывал в их селении. Можно предположить, что у него возникла перспектива возвращения на родину с русами, ведь для них путешествие в Восточный Халифат или хотя бы до международного торгового центра в Гургане, на восточном побережье Каспия, также было прибыльном делом. А пребывание в их торговой флотилии посольства самого халифа значительно облегчало путь. Как бы то ни было, но Ибн-Фадлан оставил после себя такое описание скандинавов X века, проживающих на Волге, какого нет, наверняка, и в самой Швеции.
Однажды он увидел русов, прибывших к булгарам по Волге (Итиль) с торговой флотилией. Увидел и обомлел: «Я не видел людей с более совершенными телами, чем у них. Они подобны пальмам, белокуры, румяны лицом и белы телом. Они не носят ни курток, ни кафтанов, но у них мужчина носит кису, кусок материи, которой он охватывает один бок, причем одна рука выходит из нее наружу. При каждом из них имеется топор, меч и нож, причем со всем этим они никогда не расстаются. Мечи их плоские, с бороздами, франкского образца. Иной из русов от края ногтей до самой шеи разрисован всякими изображениями, картинками и тому подобным».
По поводу женщин он отметил лишь, что на груди каждой из них висит особая коробочка из железа, серебра, меди, золота или дерева в соответствии с богатством их мужей. И у каждой коробочки — обруч и нож, также прикрепленные на груди. Коробочкой араб назвал, по всей видимости, открывающийся медальон, цена которого соответствовала уровню состояния мужа. А обруч — похоже, круглая застежка-фибула.
На шее у женщин висели ожерелья из золота и серебра. Если муж владел десятью тысячами дирхемов, то его жена носила ожерелье в один ряд, если же супруг имел двадцать тысяч дирхемов, то супруга уже носила ожерелье в два ряда. Таким образом, каждые десять тысяч дирхемов состояния мужа прибавляли один ряд к ожерелью жены, так что у некоторых женщин на шее бывало много рядов ожерелий. Отметим, что состояние этих русов измерялось араб¬скими — дирхемами, что указывает направленность их торговой деятельности в сторону арабского мира.
Самым лучшим украшением считались у русов зеленые бусы «из керамики, которые бывали у них на кораблях». Они очень дорожили этими бусинами и не жалели денег, чтобы приобрести их. Покупали одну такую бусину за дирхем и нанизывали ее в ожерелье своих жен. Зеленые бусы из керамики были, по-видимому, изделиями из стекла, весьма драгоценного в то время.
«Деньгами» у русов, а точнее долговыми обязательствами для торгового обмена с лесным населением, служили шкурки серой белки без хвоста, перед¬них и задних лапок и головы. С их помощью они совершали разные меновые сделки. Кстати, в татарском языке название мелкой монеты (копейки) — «тиен» означает «белка».
Ибн-Фадлан отмечал, что весов русы не имеют, а существуют у них лишь стандартные бруски металла. Известно, что эти стандартные рубленые куски серебра стали прообразом денежной единицы — рубля. Куплю-продажу сыпучих товаров они совершали с помощью мерной чашки.
Понаблюдав русов, этот рафинированный мусульманин, совершавший 5 омовений перед намазами — молитвами, быстро в них разочаровался. Гигиенические процедуры русов, точнее их отсутствие, вызывали в нем чувство презрения: «Русы — грязнейшие из творений Аллаха. Они не очищаются ни от кала, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют рук своих после еды».
Араб далее писал, что русы каждый день моют свои лица и головы самой грязной водой, какая только существует на свете. А это происходило следующим образом. Утром одна из служанок приносила большую лохань с водой своему господину. Он мыл в ней свои руки, лицо и даже волосы, вычесывая их гребнем в лохань. Потом, по словам араба, сморкался и плевал в неё. Когда же господин заканчивал мыться, девушка — служанка несла лохань к сидящему рядом русу и тот совершал то же самое, что и его товарищ. Так она переносила лохань от одного руса к другому. И каждый, якобы, в неё сморкался, плевал и мыл своё лицо и волосы в ней.
Прочитав это, можно подумать, что это очередное обличение неверных язычников. Ибн-Фадлан не скупился на подобное, обзывая и тюрок, и русов «грязнейшими из творений Аллаха». С другой стороны, придумать это он также не мог. Но этому есть объяснение. Русы были моряками, об этом свидетельствовали их татуировки. В морских плаваниях соленой водой не помоешься, тем более волосы не вымоешь. А пресная вода на морских судах всегда была дефицитом. Поэтому русы на кораблях привыкли мыться в тазу. Не изменили они своей привычке и на берегу, хоть пресной воды здесь было достаточно. Видимо, считали, что к приятному привыкнуть легко, отвыкать — трудно. Кроме того, все эти процедуры с водой в среде язычников были связаны с определенными верованиями, канонами и нарушать их они боялись.
Ибн-Фадлан описал и сцены работорговли: «Русы приплывают из своей страны, и причаливают свои корабли на реке Итиль и строят на ее берегу большие дома из дерева. И собирается их в одном таком доме десять или двадцать, когда больше, когда меньше. Там у каждого из них длинная скамья, на которой располагается он сам с девушками — красавицами для продажи». Как видим, была и выставка товара, была и реклама — её значение для торговли понимали и работорговцы. Едва входил в торговый зал заезжий купец, присматривающий себе живой товар, как кто-нибудь из русов тут же затевал половой акт со своей рабыней. От созерцания этого покупатель возбуждался и редко уходил без приобретенной невольницы. Работорговля — гнуснейшее занятие, и нравы этих людей были дикими и разнузданными.
Когда корабли русов причаливали к пристани на реке Итиль, каждый из них выходил на берег, держа в руке хлеб, мясо, лук, молоко и набиз (хмельной напиток, видимо, медовуха). Он подходил к врытому в землю бревну с вырезанным на нём человеческим ликом. Вокруг этого самого большого бревна было множество идолов поменьше.
Рус подходил к большому идолу, склонялся перед ним и говорил: «О, мой господь! Я прибыл из далёкой земли и со мной прибыли столько-то девушек и столько-то собольих шкур…». Так он перечислял всё то, что привёз для продажи, и сказав: «Я пришёл к тебе с этим даром», — ставил принесённые с собой продукты перед этим бревном с личиной и заканчивал свою молитву такими словами: «Я прошу, чтобы ты пожаловал бы мне купца, у которого много денег, чтобы он покупал у меня товары в соответствии с моими желаниями и не перечил бы мне при сделке».
Если торги для него будут трудными или неудачными и пребывание его здесь затянется, он снова придёт к бревну с подарками. Если и это не поможет и не улыбнётся ему счастье, то поднесёт подарок каждому из меньших идолов, попросит помочь в деле и скажет: «Это жены нашего господа, дочери и сыновья его». Он будет обращаться то к одному, то к другому идолу, будет просить их, искать заступничества, кланяться перед ними.
Если торги пройдут удачно и он продаст, что привез, то скажет: «Господь мой внял моей просьбе и мне следует вознаградить его». И тогда он купит несколько голов овец или рогатого скота, зарежет их и раздаст часть мяса. Оставшуюся часть принесет к тому месту между идолами и оставит там. Головы забитых животных он повесит на воткнутое в землю дерево. С наступлением темноты все это съедят собаки, а рус скажет удовлетворенно: «Господь мой остался доволен и съел мой дар».
Отметим, что множество таких идолов порубил князь Владимир в Киеве при крещении Руси. Русы, прося что-либо у своих богов, приносили в жертву животных, причем раздавали часть мяса своим соплеменникам. Славяне же, обращаясь к своим богам, приносили в жертву людей, определяя по жребию жертву из молодых соплеменников. Однако у русов также были ритуальные убийства людей, но это исполнялось при совершении похоронного обряда знатного руса. Ибн-Фадлан описал у русов лишь языческие обычаи и традиции. Христиан он у них не заметил. Это подтверждает сообщение Х.Арбмана о том, что в отряды викингов уходили молодые язычники, стараясь избежать принудительного крещения.
Араб видел не только самих викингов, но и их жён. Значит, он побывал и в их селениях. Дальнейшее его повествование это подтверждает. Конечно, у русов его так не чествовали, как у волжских булгар, не был он и царским гостем. Поэтому о проживании среди русов в ожидании попутной оказии в сторону родины Ибн-Фадлан особенно не распространялся. Он описал лишь наиболее значительные, на его взгляд, события. Конечно, араба особенно интересовали события духовные, связанные с религиозными ритуалами.
«Мне часто рассказывали, — отметил Ибн-Фадлан, — о похоронах знатных людей. Говорили, что самое простое в этом случае — это сожжение. Так что мне все время очень хотелось познакомиться с этим ритуалом и понаблюдать». Слова «часто рассказывали», «все время» говорят о том, что он прожил в селении русов довольно долго.
И вот однажды он услышал, что умер один выдающийся муж из числа русов. Ибн-Фадлан тотчас отправился на похороны и все тщательно записал. Может быть, это и не очень приятное чтиво, но сведения Ибн-Фадлана уникальны в своем роде, весьма интересны. О русах в русской истории мало что известно. Пожалуй, лишь то, что они были родом из Скандинавии, язычники, и всё. А тут такое красочное и подробное описание священного ритуала с человеческим жертвоприношением. Опишу его словами Ибн-Фадлана [10].
…После смерти знатного руса положили временно в могилу и покрыли настилом на десять дней, пока производились кройка и шитье одежды для ритуала. Могила, очевидно, использовалась как холодильник. Если умирал бедный человек из русов, то они поступали просто: клали его в лодку, украшали её и сжигали всё вместе. Когда умирал богач, то собирали всё его состояние и делили на три части. Одну часть оставляли для его семьи, одну треть тратили на организацию похорон, шитье одежды и тому подобное, а на последнюю треть покупали набиз — медовуху и пили её день и ночь до окончания похорон. Они сильно злоупотребляли пьянством, так что иной из них даже умирал с кубком в руке. Вот откуда пьянство пришло на Русь. Славяне этим не отличались.
В те десять дней, пока идут приготовления к похоронам, русы сочетаются с женщинами и играют на сазе — музыкальном инструменте. Будто большой празд¬ник в их селении. А семья покойного решает, кто из принадлежащих покойному девушек или юношей умрет вместе с ним. И кто-нибудь из них говорит: «Я». Раз он это сказал, то уже окончательно, ему нельзя взять своё слово обратно, если даже он захочет этого. На это шли в основном девушки, видимо, их жизнь в качестве рабынь была столь унизительна, что смерть казалась им избавлением.
И вот спросили девушек — рабынь: «Кто умрёт вместе с ним?» Одна из них сказала: «Я». После этого её поручили двум девушкам, чтобы они охраняли её и были бы с нею, куда бы она не пошла. Дело доходило до того, что они иногда даже мыли ей ноги. Родственники же умершего принялись за дело — кройку и шитье для него одежды и устройства всего того, что необходимо. А девушка каждый день пила набиз и пела, веселилась и радовалась своему будущему.
И вот настал день, когда должны были сжечь покойника и с ним девушку. В этот день Ибн-Фадлан направился к реке, на которой находился корабль покойного. Судно вытащили на берег. Вокруг соорудили что-то вроде больших помостов. Потом ладью протащили по настилу и поместили на это деревянное сооружение. И русы стали охранять корабль, ходить взад и вперед, говорили что-то непонятное арабу.
В середине корабля русы соорудили шалаш из дерева и покрыли его разного рода кумачами. Потом они принесли скамью и установили её на судне. Пришла старуха, называемая ангелом смерти. Под её руководством на скамье разостлали стеганые матрацы и византийскую парчу, положили несколько подушек из той же парчи. Старуха имела богатырское телосложение и довольно мрачный вид. Она руководила обшиванием усопшего, его устройством на ладье. Ей же предстояло убить жертву — девушку, которая все это время пела и веселилась.
Потом Ибн-Фадлан отправился со всеми к могиле, куда временно было помещено тело усопшего. Русы сначала сняли слой земли с настила, потом убрали сам настил и извлекли тело в покрывале, на котором он умер. Араб подошёл ближе и заметил, что покойник уже почернел. Оказалось, что ещё раньше они поместили в его могилу набиз, какой-то плод и музыкальный инструмент — что-то вроде лютни, чтобы он мог выпить, закусить и веселиться.
На покойного надели шаровары, гетры, сапоги, куртку, парчовый кафтан с золотыми пуговицами. Голову покрыли парчовой шапкой, отделанной собольим мехом. Приодев таким образом, они понесли его к ладье, поднялись на неё и внесли покойника в шалаш, устроенный на корабле. Там посадили его на стеганый матрац и подперли с боков подушками. Дотошный араб наблюдал всё это близко и в подробностях, боясь упустить хоть малую деталь.
Потом принесли набиз, плоды, разного рода цветы и ароматические растения и положили всё это рядом с ним. Принесли ещё хлеба, мяса, лука. Приволокли собаку, рассекли её пополам и бросили на палубу корабля. После этого принесли всё его вооружение и положили рядом. Потом стали гонять двух лошадей и гоняли до тех пор, пока они не вспотели. Как известно, шкура лошади после этой процедуры сдирается легче. Они забили лошадей, разделали их, а затем рассекли мечами и бросили в ладью. Привели двух коров, тоже рассекли их и так же бросили на судно. Доставили петуха с курицей, забили и оставили при покойнике.
Так язычника снарядили в потустороннюю жизнь. Всё было здесь, и хмельное питье, и пища, и домашние животные: собака для охраны или охоты, жеребец и кобыла, бык с коровой, петух с курицей. Очередь доходила и до будущей жены, также необходимой в том мире.
«Этот обряд совершался при большом стечении народа, собралось много мужчин и женщин, играли на сазах, и каждый из родственников умершего ставил свой шалаш неподалеку от ладьи», — отметил Ибн-Фадлан. Эти слова араба не оставляют сомнений в том, что он был в селении русов и наблюдал все это воочию.
А девушка, которая захотела вознестись на небеса, разукрасившись, старалась досыта насладиться земными удовольствиями. Она отправилась к шалашам родственников умершего, входила в каждый шалаш, и там хозяин шалаша совокуплялся с ней и говорил громким голосом: «Скажи твоему господину, что я совершил это из любви и дружбы к нему».
И по мере того, как она обходила шалаши, все по очереди сочетались с ней. Это продолжалось весь день, а на закате солнца, это была пятница, девушку привели к воротам, сложенным из больших камней. Там она встала на ладони мужчин, поднялась на ворота, и, смотря вниз, произнесла какие-то слова на своем языке. После этого её опустили на землю. Потом её подняли во второй раз, и она сказала эти же слова. Всё повторилось и в третий раз. После этого ей подали курицу. Она отрезала ей голову и швырнула в сторону. Видимо произвела своё жертвоприношение. Мужчины взяли курицу и бросили её в ладью.
Заинтересовавшись действиями девушки, Ибн-Фадлан спросил у переводчика о смысле её слов. Тот пояснил, что, когда её подняли в первый раз, она сказала: «Вот я вижу своего отца и свою мать», во второй раз: «Вот сидят все мои умершие родственники», в третий раз: «Вот я вижу своего господина сидящим в саду, а сад красив, весь в зелени, и с ним там мужи и отроки. И вот он зовет меня к себе. Так ведите же меня к нему».
Вся толпа пошла с ней в сторону корабля. Она сняла с себя два браслета и отдала их той самой старухе, называемой ангелом смерти. После этого мужчины, которые с ней совокуплялись, положили свои руки на землю ладонями вверх и она, ступая по ним, прошла на ладью, а они пока оставались снаружи шалаша.
Потом пришли мужчины со щитами и палками, и подали ей кубок с набизом. Девушка запела и выпила из кубка. Так она прощалась с подругами. Ей подали второй кубок, она взяла его и долго тянула песню. А старуха торопила её выпить из кубка и войти в шалаш, в котором находился её господин.
Тут она впервые растерялась, хотела было зайти в шалаш, но, видимо, увидев покойника, испугалась, хотела юркнуть в пространство между шалашом и бортом корабля. Но старуха схватила её за голову, втолкнула в шалаш и вошла вслед за ней. А мужчины начали бить палками по щитам, чтобы не был слышен её предсмертный крик. Это испугало бы других девушек, и они перестали бы стремиться на небеса вместе со своими господами.
Затем в шалаш вошли шестеро мужей из числа родственников покойного и все до одного сочетались с девушкой в присутствии трупа. Железными нервами обладали эти древние люди. Цивилизация ещё не выработала у них никаких комплексов.