Из лесов и горных пещер Кавказа война уже давно переместилась в мечети, учебные заведения и дома обычных граждан, никак не связанных ни с бандподпольем, ни с их сомнительной идеологией. Почему это происходит? Исповедь боевика, пришедшего с повинной, расскажет о движущих силах вооруженного противостояния и о причинах ухода молодежи в лес больше, чем самое детальное исследование на эту тему.

Этот разговор состоялся в одном из районных отделов МВД Дагестана. Помимо Магомеда Ц. (все имена в тексте изменены. – Р.И.), бывшего боевика, который нашел в себе мужество сложить оружие и выйти из леса, и журналистов в нем приняли участие начальник местной полиции Тамерлан Г. и глава администрации одного из сельских поселений района Ахмед М.

И вот такая картина сложилась из этого разговора.

Билет в один конец

Магомед постоянно не жил в селе – выезжал на заработки в различные регионы Северного Кавказа. Однажды летом 2011 года, когда он приехал навестить родителей, к нему обратился двоюродный брат Н. К тому времени он уже находился в розыске, но Магомед об этом не знал. Н. попросил брата о небольшой услуге, Магомед согласился. Несколько раз он закупал продукты и относил их в лес, оставляя в указанном месте. Затем было еще несколько просьб кого-то или что-то отвезти-привезти. А потом Н. объявил, что является членом местного джамаата, ведущего борьбу с безбожниками и предателями веры, а сам Магомед уже засветился в одном мокром деле и назад дороги нет. И предложил ему вступить в банду, то есть уйти в лес.

Магомед дрогнул – позволил себя убедить в том, что выбора у него нет. Обратный путь из леса к прежней нормальной жизни оказался не таким простым.

«Действительно, члены бандгруппы и местные с детских лет знакомы и доверяют друг другу, – подтвердил глава администрации села Ахмед М. – Наши наивные сельские простачки надеются на искренность прежних отношений и не думают о последствиях, когда соглашаются помочь своим школьным товарищам или тем более родственникам в оказании небольшой услуги. А с той стороны ставится конкретная задача – вербовка новых членов. Как правило, «лесные» говорят пареньку, попавшему в их сети, что свой человек в ФСБ сообщил им, будто он «засветился» и находится в федеральном розыске, то есть наравне с ними подлежит уничтожению. Запуганный, не знающий законы человек верит, что он приговорен к смерти и выход у него только один – лес».

Глава администрации признается, что Магомед обращался к нему за советом, спрашивал: как быть? Ахмед М., увы, не знал, чем помочь. «С одной стороны, – говорит он, – у меня не было полной гарантии, что ему в случае сдачи ничего не будет. Я не знал точно, есть ли на его руках кровь. А с другой – не хотел напрасно рисковать ни его, ни своей жизнью и жизнью своей семьи».

Выход подсказал начальник местной полиции Тамерлан Г. Узнав о проблеме, он заручился личной поддержкой министра МВД и обставил вопрос явки с повинной максимально тактично. «Это дало мне силы, – говорит Ахмед М. – Мы провели в селе собрание актива и постановили способствовать сдаче властям жителей, имеющих право на амнистию. В результате сдались еще трое жителей села. Сейчас, почувствовав поддержку властей, мы стали действовать гораздо увереннее, но нам все равно нужна помощь полиции».

По словам Магомеда, в лесу всех пичкали информацией о том, что полиции нужны только трупы и выбитые показания. Многие, если бы знали, что над ними никто не будет издеваться, вышли бы из леса, сдались. Они запуганы. В лесу нет опровергающей информации. Когда он пришел в полицию, то несмотря на уверение главы администрации, все равно боялся репрессий. Однако в полиции с Магомедом общались очень деликатно и даже вежливо, хотя он и был в банде.

Что угодно Аллаху?

Условия жизни в лесу Магомед оценивает как тяжелые: «Нужда практически во всем. С питанием плохо. Еда скудная и однообразная. Постоянной базы нет. Каждый день мы меняли свою позицию, кочевали по лесу. Спали в палатках в спальных мешках. Когда меня звали в лес, условия обещали сносные – вплоть до интернет-связи. Ничего этого не было».

Денег Магомеду не платили, да и тратить их в лесу все равно некуда. «Я по специальности строитель, – рассказывает Магомед, – объездил весь Северный Кавказ. Работал на олимпийских объектах, в Анапе. Работы не боюсь. И зарабатывал нормально, родителям всегда помогал. В лесу мне дали автомат, объяснили, как им пользоваться, но я ни разу из него так и не выстрелил. В армии я не служил».

Этот автомат Магомед и принес, когда пришел сдаваться.

«Упор делался на веру, – рассказывает Магомед о жизни в лесу, – но я там не нашел больше того, что есть и у нас в селе: мечеть, свой имам, чтение Корана, пятничная проповедь. В лесу любили много говорить об обязанностях мусульман, но я не видел, чтобы их кто-то сильно исполнял. Молились только и все. Но это я и дома могу делать. Не нашел я там ничего, из-за чего надо бросить родителей и заниматься убийством».

Присутствующий при разговоре начальник местной полиции Тамерлан Г. говорит, что в их работе с «лесными» основной упор делается именно на семейные ценности. Дагестанцы – люди семейные, многодетные. Молодые здоровые ребята должны заботиться о родителях, продолжать свой род, а не прятаться по лесам.

«Что им там предлагают? – негодует Тамерлан Г. – Лучшую загробную жизнь за то, что угождаешь Аллаху, ведя джихад? Какой? Убить участкового, которого знаешь с детства, или уважаемого всеми имама сельской мечети – это джихад? Это угодно Аллаху?».

Действительно, попадая в лес, многие быстро начинают понимать, что их обманули, и хотят вернуться к мирной жизни, но пришедших в банду запугивают расправой, жестокостью со стороны властей и полиции. В этом и кроется главная проблема возвращения домой.

Другая проблема – сам факт сдачи. Глава администрации очень рискует. Он не может дать стопроцентной гарантии, что все будет так, как ему обещал оперработник или начальник местной полиции. Вдруг кому-то из руководства захочется предъявить вместо сдавшегося боевика его труп? Наведет на него спецназ и всем запишут по результату.

«Бандиты, – подчеркивает Тамерлан Г., – очень хорошо на этом играют, мол, полиции нужны именно трупы так называемых боевиков, за которые они получат награды и звездочки. И это убеждение очень трудно переломить. В случае с Магомедом мне пришлось выходить лично на министра внутренних дел, чтобы заручиться его поддержкой, его уверениями в том, что труп нам не нужен».

«Поначалу, – рассказывает Магомед, – все верят, что вот здесь, в лесу они найдут истину. И я так думал первые дни. А потом либо разочаровываются, либо уже укореняются. Потери были. Большие. Это очень страшно: вчера ты разговаривал с человеком, с которым вроде сошелся, а сегодня его уже убили. И не всегда можно его нормально похоронить. А потом задумываешься: за что он свою жизнь-то отдал? И понимаешь – ни за что!».

«Лесные» уверены, что, погибнув, сразу попадут в рай, – говорит Тамерлан Г. – Отлично! Но зачем при этом убивать других? Хочешь в рай побыстрее? Повесься или застрелись, зачем «осчастливливать» других? Зачем лишаешь жизни тех, кто не собирается делать это за компанию и хочет еще пожить в этом мире?

Работа на доверии

То, как именно происходит замусоривание мозгов, Ахмед М., глава сельского поселения, поясняет на следующем примере: «У нас в селе есть большая мечеть. Я как человек достаточно верующий ее регулярно посещаю. Никаких проблем с исповеданием у нас нет. В селе традиционно живут очень верующие люди – потомки мюридов Шамиля. Настоящая религия плохому никого еще не научила. А что касается «лесных», то их идеология не местного происхождения. Мой двоюродный брату ехал в Кабарду на заработки. Вернулся оттуда другим – с характерной бородкой и мыслями. Моего отца, его дядю, в это время как раз привезли после операции домой. У нас принято в таких случаях всей родне посещать больного, а этот брат не пришел – один из признаков того, что у человека мозги съехали. В роду это воспринимается как оскорбление. Я пошел к нему. Он меня встретил в новеньком камуфляже под курткой, был со мной вежлив, и это понятно, ведь я глава администрации, то есть по их понятиям лицемер. Я это сразу понял. Но не стал его учить жизни, просто напомнил, что дядя его ждет. Он улыбнулся и сказал: «Я подумаю, стоит ли мне это делать».

На их языке это означает, что мой отец – суфист, то есть сторонник традиционного ислама, для новообращенных салафитов чуть ли не еретик. При этом я подчеркну, что у нас очень религиозное село со строгими порядками. Наши жители, например, на сходе приняли решение запретить на свадьбах употреблять спиртные напитки. Без всяких подсказок из леса. «Лесным» это, естественно, не нравится, мы у них как бы инициативу отобрали, вот и злятся, ищут поводы, в чем еще власть обвинить, угрожают».

В числе причин, которые хоть и косвенно, но способствуют уходу молодежи в леса и росту протестных настроений, Ахмед М. называет действующий 131-й ФЗ о местном самоуправлении. «Закон этот принят недобрыми людьми, – сетует глава администрации села. – Фактически мы находимся на самофинансировании. Теперь мы все должны делать сами, решать все наши проблемы самостоятельно, за свой счет. А откуда у нас доход, если предприятий и колхоза нет? Зато проблем выше головы. Ремонтировать здания надо, дорогу строить надо, свет тянуть надо. Денег нет. Односельчане предложили выход: создать «общак» – общественную кассу, куда сдавать ежегодно по тысяче рублей. Вот и вся наша смета. Люди создают семьи, ставят дома, а у меня нет денег, чтобы протянуть им свет. Трансформатор, столбы, эвакуатор – все покупаем и нанимаем за эти деньги или ищем спонсоров. Это ненормально. Люди, естественно, возмущены и мне об этом открыто говорят: вот она какая твоя власть! Крутимся как можем. Выживаем. Но в других селах ситуация еще хуже.

Говорят, надо отвлечь молодежь от дурных занятий, увлечь чем-то. У меня появилась мысль оборудовать футбольную и волейбольную площадки. Составили смету – надо было минимум 300 тысяч рублей. Попросил в районе денег. Не дали. В итоге своими силами построили, но ведь доверия к власти от этого не прибавляется, понимаете? Мне все труднее объяснять односельчанам, что про нас не забывают ни в Махачкале, ни в Москве».

Сегодня в Дагестане ждут от Москвы не столько денег, сколько поддержки. Хотя бы моральной.

«В нашей работе, – убежден Тамерлан Г., – много парадоксов, но сила наша в том, что мы действуем строго в рамках закона. Обещая и гарантируя безопасность таким людям, как Магомед, я не беру на себя ничего лишнего. Если твои руки не в крови – ты чист перед законом. Конечно, полицейские ничего бы не сделали без помощи местного населения, глав администраций. Ахмед М. – авторитетный и мудрый человек. Такие люди нужны всегда и везде, но особенно в наше неспокойное время в Дагестане. Ахмед горой стоит за своих жителей, отстаивает их права – это настоящий хозяин. Он умеет договариваться, разрешать и улаживать конфликтные ситуации. Даже «лесные» признают его авторитет и силу. И мы с ним работаем на полном доверии. Чем больше ты открыт людям, работаешь на доверии, тем быстрее приходит результат». 

Источник: http://vpk-news.ru/articles/17070