...«Таймыр» и «Вай­гач» упорно пробивались на север. 20 августа на горизонте открылась узкая полоска земли. Командир экспедиции капитан 2 ранга Борис Вилькицкий, взгля­нув на карту, присвистнул: в этом месте была сплошная го­лубизна. Мифическая Земля Санникова? Нет, ибо район, где промышленник Яков Санников в 1811-м и полярник барон Эду­ард Толль в 1885 г. видели зага­дочную сушу, миновали давно. Выходит - открытие? Положив на карту ранее неизвестный остров, названный именем на­следника цесаревича Алексея  - да и как иначе, ведь шел 1913 год, год 300-летия дома Рома­новых, двинулись дальше на север. Утром 22 ав­густа прямо по курсу открылись контуры высокого берега. И вновь на карте в этом месте - водная пустыня.

Однако топонимические казусы на этом не закончились. Хотя в конце 20-х годов архипелаг все же поя­вился на советских картах, он стал носить иные названия  - сначала Северная Земля, потом Тай­мырский. И только после экспе­диции Г.А. Ушакова и Н.Н. Урванцева в 1930-1932 гг. окончательно приоб­рел современное название - Северная Земля. И тем не менее на карте, выпущенной в 1935 г. Ги­дрографическим управлением Главсевморпути, архипелаг вновь не был назван вовсе!

На протяжении многих десятилетий официаль­ная пропаганда провокационно противопоставляла советского ученого Георгия Ушакова предшествующим исследова­телям, приписывая ему «откры­тие огромной полярной страны», зато деятельность рус­ского Колумба замалчивалась. И не в последнюю очередь из-за того, что многие участники экспедиции 1913-1915 гг., в том числе и сам Вилькицкий, оказались после революции в эмиграции. Судьбу своих научных идей, от­крытий разделили и люди.

Потянуло привычно напи­сать: мол, как же расточи­тельны мы к своему националь­ному достоянию. Сколько мог бы сделать для нашей страны Вилькицкий, оставшись на Родине, ведь судьба отмерила ему немалый жизненный срок - он умер в Бельгии в 1961 г. Но что-то остановило разбег руки. А мог ли он остаться, мог ли с его офицерским по­нятием чести сотрудничать с режимом, беспардонно замол­чавшим его открытие? Очень и очень сомнительно. Будь иначе, разве появились бы из-под его пера такие строки: «Ка­ким великим соблазном для советских граждан, для моло­дых ученых в особенности, должна являться возможность уйти подальше от Москвы, от произвола партийных деспо­тов, от «уклонов» и «переги­бов», от морального и физиче­ского прозябания, уйти хотя бы в царство льдов и полярной ночи...»

С нансеновским паспортом бе­женца Борис Андреевич оказа­лся в Бельгийском Конго, ра­ботал гидрографом. Семья распалась: жена и сын Андрей осели в Германии. В 1929 г. Вилькицкий перебрался в Бельгию, трудился - и это обладатель высшей награды Русского географического общества! - на фабрике канце­лярских товаров. На дело, ставшее основным на всю жизнь - приведение в порядок материалов давней экспедиции - оставались вечера да редкие выходные.

Размышляя о проблемах изучения и освоения Севера, Вилькицкий зани­мал достойную позицию уче­ного и гражданина, хорошо видимую, например, в статье, опубликованной в парижской газете «Возрождение» к 20-летию его полярной экспедиции. Да, он не приемлет советскую власть, осуждает ее за расточительную трату ресурсов и страсть к «шумливым рекордам». Но не может не «радоваться такому неожиданному оживлению в изучении наших полярных вод», тому, что «Советская Россия размахом своего участия в плане международных исследований оставила далеко позади любую другую державу».

Родственники похоронили Вилькицкого в Брюсселе. И лишь спустя 35 лет хлопотами потомков Бориса Андреевича прах выдаю­щегося русского полярника навечно лег в родную землю на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга рядом с останками отца и брата.

Но для увековечения памяти о нем, думается, не сделано главное - на географические карты не вернулись исконные названия, данные Вилькицким тем объектам, которые были открыты в ходе его знаменитой экспедиции. Несколько лет назад Рос­сийское Дворянское собрание обращалось по этому вопросу даже к Президенту России, но безрезультатно. Межведомственная комиссия по географическим названиям по поручению из Кремля рассмотрела предложение дворян и не поддержала его, объяснив тем, что названия архипелага Императора Николая II и острова Цесаревича Алексея «практически не употреблялись», к тому же переименование, мол, вызовет путаницу на картах и в справочных изданиях. Как, на ваш взгляд, звучит убедительно?

А пока так и остается нереализованным завет из 30-х годов самого Бориса Андреевича Вилькицкого: «Пройдут годы, забудутся ужасы революции и гражданской войны... исчезнут одиозные народу имена, рассеянные по необъятному простору России, как уже исчезли улицы и заводы с именем Троцкого; вернется Ленинграду имя великого Петра, как и другим городам их исторические названия, обретут вновь и эти земли имена покойных Государя и Цесаревича, имена, принадлежащие им по праву истории».