Рекрутская система комплектования вооружённых сил действовала в России с 1705 (по другим оценкам с 1699 г.1) по 1874 год. При этом в службу принимались не только рекруты, набранные по указам и высочайшим манифестам, но и бродяги, беспаспортные, мелкие преступники, нетяглоспособные, «неплательщики податей, от коих уже нималой надежды нет», «предерзливые и непрочные хозяйству», «за мотовство», воровство, плутовство и буянство, за «слабое» или «невоздержанное» житие, за «непорядочные поступки», за «распутное состояние по нерадению к крестьянству», за «шалости блудные» и т.д.2 — одним словом, все те, от кого старались избавиться помещики и общество. С 1845 года отдача в солдаты стала частью карательной системы государства и вошла в Уложение о наказаниях уголовных и исправительных как альтернативная мера наказания за те проступки и преступления, за которые полагалась ссылка в Сибирь.

Проводы новобранца.

Стремление избавиться от неугодных лиц имело в ряде случаев и финансовую мотивацию, причём установить, какой именно фактор, дурное поведение человека или материальная выгода помещика, являлся доминирующим, весьма непросто. Цель этой работы состоит в том, чтобы показать, сколь неоднозначными могли быть истинные причины, по которым в военную службу отдавались так называемые штрафные. Конкретным примером послужит «Дело по прошению коллежской асессорши Елизаветы Савкевичевой о принятии крестьян ея за дурное поведение в рекруты», которое отложилось в фонде канцелярии Таврического гражданского губернатора, обязанного осуществлять «главный надзор за правильным приёмом рекрут и разрешать все возникавшие затруднения по их набору», пресекая злоупотребления. За этим прошением последовала довольно обширная переписка, цитаты из которой мы будем приводить без каких-либо изменений, дабы не исказить их смысл.

Итак, интересующие нас события начались 5 ноября 1840 года3, когда со слов вдовы коллежского асессора Елизаветы Савкевичевой, проживавшей в городе Орехове Таврической губернии, было составлено прошение в адрес Таврического гражданского губернатора, действительного статского советника и кавалера Матвея Матвеевича Муромцова, в котором просительница сообщала: «Крестьяни мои записанные за мной при дворе по ревизии 1835 года в количестве 5-ти мужика… вышли вовся из повиновения ко мне и находясь по своеволию своему в праздности делают мне немалые убытки как в содержании так и оплачевании за них казенных податей»4.

Попытаемся пояснить сказанное. Согласно примечанию к § 3 Устава рекрутского 1831 года рекрутскую повинность должны были нести как крестьяне помещика, так и его дворовые5. Однако некоторые отличия всё же имелись. Например, если владелец имел дворовых людей, но у него не было ни имения, ни дома, то он «в обезпечение отправления его людьми рекрутской повинности» обязан был внести в уездное казначейство «за каждого его дворового человека, в ревизию записанного, сто двадцать рублей… для обезпечения платежа подушных и других податей»6. Судя по тому, что вдова коллежского асессора госпожа Савкевичева упоминает об оплате за своих дворовых людей казённых податей, она к зажиточным горожанам не относилась, домов и поместий не имела, и пятеро дворовых мужиков обошлись ей в полновесных 600 рублей. Сумма по тому времени немалая, поэтому понятно, что коллежская асессорша старалась избавиться от своих дворовых мужиков. При этом, чтобы наверняка и сразу от всех, она охарактеризовала их весьма нелестно: «Сверх того обращаются с подозрительными людьми и ведут жизнь самую распутную о чем известна ореховская городская полиция, ибо она несколько раз вследствие объявлений моих наказывала и внушала их долг ко мне как владелице. Однакож они оставались и остаются неприклонны»7. Конечно, дворовые вполне могли выйти из повиновения и даже угрожать своей хозяйке, что не было такой уж редкостью8, но Елизавета Савкевичева хотела не только «сбыть» мужиков в солдаты, но ещё и подзаработать на них, причём, как выясняется из текста её просьбы, не совсем законным способом. Так, истица пишет: «сочла для себя выгодней… самых развратнейших Степана 22 Михаила 20-ти и Петра 19-ти лет сынов Велингуриных еще холостых отдать в военную службу с получением за каждого следующих по закону денег»9. Трудно сказать, почему теперь она говорит только о трёх своих дворовых, а не о пяти, как ранее. Деньги при этом полагались не семье рекрутов, а коллежской асессорше, при этом она хотела, чтобы рекрутское присутствие засчитало бы её дворовых в счёт будущих наборов, а ей выдало квитанцию «на получение из казны денег».

Здесь тоже требуется пояснение. Прежде всего, обратим внимание, что в соответствии с § 173 Устава рекрутского представлять и принимать в рекруты мужчин моложе 20 лет запрещалось10. Как будет видно из дальнейшего, согласно восьмой ревизии 1833—1835 гг. Петру Велингурину исполнилось всего 18 лет. Можно с крайней осторожностью предположить, что просительница о возрастных ограничениях знала, поэтому приписала Петру один год, приблизив его возраст к нижней границе и полагая, что столь незначительное отступление от правил окажется более допустимым, чем недостача двух лет. Впрочем, как отмечает А.Б. Каменский, указания на возраст в ревизских сказках зачастую оказывались неточны, их погрешность составляла, как правило, 2—3 года11, поэтому какие данные показывали правильный возраст Петра — ревизские или коллежской асессорши, сказать сложно.

Что касается рекрутского присутствия или, в нашем понимании, военкомата, то по Уставу 1831 года на время набора в каждой густонаселённой и значительной по площади, как, например, Таврической, губернии учреждалось до четырёх приёмных мест: одно в губернском центре и до трёх в уездных городах, причём по уровню представительства 2-е и 3-е уездные рекрутские присутствия имели самый низкий статус. Например, в губернском присутствии председательствовал вице-губернатор, 1-е уездное присутствие возглавлял губернский предводитель дворянства, 2-е и 3-е — предводители дворянства того уезда, в котором они учреждались12. Судя по всему, Елизавета Савкевичева хотела отдать в рекруты своих дворовых в городе Орехове, где их освидетельствование выполнял медицинский чиновник невысокой квалификации, что было обычным явлением для вторых и третьих рекрутских присутствий13.

По окончании срока набора уездные рекрутские присутствия подготавливали отчёты, сдавали дела в хозяйственное отделение Казённой палаты и закрывались; губернское же присутствие продолжало работать для приёма рекрут недоимочных, представляемых в зачёт при будущих наборах, а также «для некоторых особенных случаев, в своём месте Устава означенных»14. Понимание этой особенности потребуется нам в дальнейшем.

Теперь попробуем рассмотреть финансовую сторону вопроса. Просительница хотела получить за каждого сдаваемого в солдаты квитанцию на получение из казны денег. В чём тут дело? За рекрут, набранных по плановому набору, государство, разумеется, никому ничего не платило. Но если помещик сверх того отдавал в солдаты в зачёт будущих наборов своих проштрафившихся крепостных или дворовых с обязательством платить за них подушную подать, то казна выплачивала ему за каждого сданного в солдатскую службу определённую сумму, чем и хотела воспользоваться вдова коллежского асессора.

Стоимость рекрута в разы превышала стоимость ревизской души с землёй или без оной. Объяснение этому находим в сочинении Ивана Болтина: «Покупая деревню, то есть людей с землею, всякая мужескаго пола душа, написанная в перепись, считается в равной цене: малолетные, престарелые, больные и увечные, равно как средовечные и здоровые; а в рекрута покупается человек средовечной, указной меры, здоровой, статной, без всякого увечья и безобразия». Автор описывает случай, когда некий издержавшийся помещик, имевший почти 400 душ, распродал в рекруты до 100 человек и выручил около 16 000 рублей, ибо цена рекрута была в то время от 150 до 180 рублей, тогда как «обыкновенная цена деревням была по 30 рублей душа»15. Иными словами, если бы этот помещик продал всех своих крестьян с землёй, то выручил бы лишь 12 000 рублей с одновременной потерей деревни, а за счёт продажи в рекруты всего 100 человек он смог и оплатить свои долги, и сохранить деревню. Правда, остались в деревне в основном старики да малолетние, но они всё же могли работать и платить подати и иные государственные пошлины, в том числе и за проданных в рекруты, поскольку те не исключались из подушного оклада до следующей ревизии16. Так выгода владельца от продажи крестьян в военную службу обернулась дополнительным бременем для оставшихся жителей деревни.

Судя по всему, масштаб торговли людьми для отдачи их в рекруты и её отрицательные последствия оказались столь велики, что потребовались законодательные ограничения, установленные «Генеральным учреждением о сборе в государстве рекрут…» от 29 сентября 1766 года. В нём отмечалось, что помещики, продавая ради обогащения крестьян в военную службу, доводили остававшихся до крайнего разорения. В связи с этим вводился запрет на продажу помещиками дворовых людей и крестьян в течение трёх месяцев со дня опубликования указов о рекрутских наборах. За нарушение запрета и покупатель, и продавец приговаривались к штрафу по 120 рублей каждый. При этом проданный в рекруты забирался в службу без зачёта, а с покупателя, сверх штрафа, брался рекрут из его деревень. Впрочем, как отмечает А.С. Лаппо-Данилевский, закон 1766 года «имел очень мало влияния на житейскую практику, всегда умевшую обходить его требования»17.

Отметим, что в 1786 году цена рекруту была установлена в 360 рублей, а в 1809-м возросла до 500 рублей. Однако фактическая (рыночная) цена рекрута складывалась стихийно и могла различаться в разы — соответствующие примеры приводит А.Б. Каменский18.

Законодательно ограничивая время торговли людьми для отдачи их в военную службу, правительство вместе с тем являлось активным участником спекулятивных операций. По Уставу рекрутскому 1831 года за рекрута, сданного в зачёт будущих наборов, помещику полагалась бессрочно действовавшая зачётная квитанция, которую он имел право представить к зачёту за его поместья, расположенные в любой губернии, или отдать в казну с получением от неё 1000 рублей19. Зачётная квитанция выдавалась рекрутским присутствием, в котором был освидетельствован и принят рекрут, но прежде того с отдатчика взимались все деньги, которые он должен был оплатить за своего рекрута, а именно: за обмундирование, что определялось при каждом наборе отдельным высочайшим указом; за провиант на 10 месяцев; жалованье рекруту три рубля, а также два рубля за гербовую бумагу, «употребленную на производство дела»20.

Автор: Горелов Вячеслав Николаевич — начальник конструкторского подразделения ООО «Конструкторское бюро коммутационной аппаратуры» (г. Севастополь), кандидат физико-математических наук

Источник: Военно-исторический журнал

ПРИМЕЧАНИЯ

1 П.О. Бобровский соотносит указы о наборе со всего государства «даточных людей, слуг монастырских, господских и охотников из вольных людей в солдатскую службу» с новой системой комплектования, хотя слово «рекрут» прозвучало лишь в указе 1705 г. См.: К двухсотлетию учреждения регулярных войск в России (1699—1700 по 1899—1900). По материалам для истории л.-гв. Преображенского полка. СПб., 1899. С. 1.

2 Александров В.А. Сельская община в России (XVII — начало XIX в.). М., 1976. С. 274; О саморегуляции городской общины на примере Бежецка повествует А.Б. Каменский. См.: Повседневность русских городских обывателей: Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2007. С. 135—137.

3 Все даты приводятся по старому стилю.

4 Государственный архив Республики Крым (ГА РК). Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1, 1 об.

5 Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ). Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. С. 502. Здесь и далее ссылки на ПСЗ РИ даются в следующем формате: ПСЗРИ. Собрание. Том. Отделение (если применимо). Номер узаконения. Номер страницы.

6 Там же. § 44. С. 506, 507.

7 ГА РК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1 об.

8 Романович-Славатинский А. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостнаго права: Свод материала и приуготовительные этюды для историческаго изследования. СПб., 1870. С. 368, 369; Сведения об убийствах помещиков крестьянами, которые, впрочем, относятся к 1764—1769 гг., приводит также А.С. Лаппо-Данилевский. См.: Очерк истории образования главнейших разрядов крестьянского населения в России. 3-е изд. М., 2013. С. 123.

9 ГА РК. Ф. 26. Оп. 1. Д. 11451. Л. 1 об., 5.

10 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. § 173. С. 524.

11 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 391.

12 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. С. 520, 521.

13 Нехватка квалифицированных медиков для воинских врачебных комиссий была хронической и повсеместной. См., например: Выжимов Е.Д. Рекрутские наборы в Тамбовской губернии периода Крымской войны 1853—1856 гг. Российский крестьянин в годы войн и в мирные годы (XVIII—XX вв.): сборник трудов… Тамбов, 2010. С. 198.

14 Там же. С. 522, 523.

15 Болтин И. Примечания на историю древния и нынешния России Г. Леклерка: В 2 т. Т. 2. [Б.м.], 1788. С. 164.

16 Там же. С. 221, 222.

17 Лаппо-Данилевский А.С. Указ. соч. С. 116.

18 Каменский А.Б. Указ. соч. С. 88.

19 ПСЗ РИ. Собр. 2. Т. 6. Отд. 1. № 4677. § 371, 372. С. 547.

20 Там же. § 183, 185, 187, 342, 365. С. 525, 544, 546.