Глубокий тыл – именно таким, схожим со многими другими регионами России, было положение Саратовской губернии в годы Первой мировой. Но на общем фоне той войны у этой губернии была своя, особая история.
К тому моменту уже полтора века на берегах Волги жили потомки переселенцев из германских государств, прибывших сюда в 1760-е годы по приглашению Екатерины II. И в начале XX века у Саратовской губернии, значительное население которой составляли представители нового этнонима – «поволжские немцы», были прочные связи с Германией. Обычаи немцев-колонистов, их вероисповедание были саратовцам хорошо знакомы и привычны. Поэтому здесь, в отличие от других областей России, не было опасливых ожиданий относительно немецких военнопленных.
Символично, что как только 17 июля 1914 года саратовские газеты сообщили о начале австро-сербской войны, монархо-патриотическая демонстрация саратовцев со знаменами, портретами русского императора направилась к военным казармам по центральной улице города – Немецкой, названной так не случайно: немцы играли значительную роль в экономике, культуре, истории губернии.
На следующий день в Саратовской губернии начался призыв на военную службу. И тогда же, за день до объявления Германией войны России, Саратов срочно покинул германский консул. В отличие от него, поволжским немцам уезжать было некуда. Многие из них считали Россию своей родиной, проявляли себя как истинные патриоты своего второго Отечества. 30 июля 1914 года, как сообщал «Саратовский листок», делегация в составе промышленников немецкого происхождения Ф.П. Шмидта, К.К. Рейнике, лютеранского пастора явилась к губернатору и засвидетельствовала свои верноподданнические чувства императору России. Многие из поволжских немцев готовы были, в случае необходимости, воевать за Россию. 50 тысяч колонистов были призваны за годы войны на фронт, сражались на Кавказском направлении. Именно части, где большинство солдат были поволжскими немцами, как свидетельствовал генерал Юденич, взяли город-крепость Эрзерум.
Щедро жертвовали поволжские немцы и на нужды Русской армии. За первый год войны немецкие колонисты собрали для фронта около 100 тысяч рублей, обувь, бельё, продукты. На средства колонистов в немецких колониях действовали 7 лазаретов.
Когда в середине 1915 года был создан военно-промышленный комитет с целью широкого привлечения различных предприятий к работе на нужды обороны, его председателем был избран немец Ф.П. Шмидт, крупный купец-мукомол и председатель биржевого комитета. Военно-промышленный комитет добивался организации промышленности для снабжения армии. Военные заказы выполнялись, в том числе и на механическом заводе Эрта, завод Беринга был арендован для производства снарядов, на заводе Таллера было налажено химическое производство...
Разумеется, и отношение к немцам, и настроения среди самих немцев были разные. Тем более, что часть саратовских предпринимателей-немцев оказались в двусмысленном положении, поскольку не были российскими подданными и предпринимать какие-либо активные действия, направленные против своего государства, им, разумеется, было сложно. Например, промышленник Гантке, владелец гвоздильно-проволочного завода, когда ему предложили военные заказы, сказал, что это не его профиль, косвенно отказываясь способствовать поражению немцев. (В скобках заметим, что несколько месяцев спустя после начала войны военнообязанных подданных иностранных государств в возрасте от 18 до 45 лет, живших до войны в Саратовской губернии, было предписано переселить в Вятскую, Вологодскую и Оренбургскую губернии).
Конечно, не обошлось и без нападок на поволжских немцев. В годы войны были закрыты немецкие газеты и частично — немецкие школы, в оставшихся преподавание велось только на русском языке. Было запрещено подписывать по-немецки официальные бумаги, вести преподавание в школах на немецком языке и даже разговаривать по-немецки в общественных местах.
Но, тем не менее, уважение к соотечественникам с немецкими корнями саратовцы сохраняли и доказательств тому немало.
Дважды ставился вопрос о переименовании улицы Немецкой в Славянскую, Скобелевскую или Петровский проспект и дважды городская Дума эти предложения отклоняла. А когда в 1917 году вышел правительственный указ «о ликвидации немецкого землевладения», в том числе и в Саратовской губернии, по которому колонистов должны были выселить с берегов Волги, а их имущество продать с торгов, Городские думы Саратова и Покровска при участии биржевых комитетов этих городов опротестовали его. В решении говорилось: «Живущие среди нас немцы-колонисты суть такие же русские граждане, как и все мы. В нашем краю колонисты являются незаменимыми сельскими хозяевами. Мы обязаны настойчиво, определенно заявить, что ликвидация немецких земель, особенно в теперешний момент общего сельскохозяйственного кризиса, является мерой несправедливой и гибельной, как для самих колонистов, так и для всего края. Она окажется чувствительной и для всей России».
Кто бы мог подумать, что чуть менее ста лет спустя эти слова будут звучать столь же актуально, правда, уже по отношению к русским, – гражданам другой страны, Украины.
Осенью 1914 года в Саратов начали прибывать первые «транспорты» с военнопленными. Военнопленные Первой мировой войны – особая тема. Этой темой внимательно и скрупулёзно занимается молодой саратовский историк, кандидат исторических наук Александра Калякина.
По её мнению, хотя нормативные правила и инструкции, касающиеся содержанию военнопленных в тыловых российских губерниях, были едины для всей России, в каждой губернии они исполнялись по-разному.
Например, существенно различались масштабы применения труда пленных. Так, если в 1916 году в Коми крае число пленных, единовременно находящихся на работах, не превышало 500 человек, и все они работали на строительстве Камо-Печорской железной дороги, то в Пермской губернии в это же время находилось более 50000 пленных, из них 67% было занято на фабрично-заводских работах. Совсем иная картина складывалась в Саратовской губернии – одной из ведущих житниц Российской империи. Здесь пленных распределяли преимущественно в сельское хозяйство. Из находящихся в губернии летом 1916 года 32 658 пленных около 30 тысяч были заняты в крестьянских хозяйствах и только 1 500 человек – на промышленных предприятиях. Именно в этот период Саратовская губерния стала одним из центров сосредоточения военнопленных.
И, тем не менее, заместить военнопленными недостаток рабочих рук в губернии было невозможно. За годы войны из Саратовской губернии в армию было призвано 47,5% трудоспособных мужчин – 11,2 % от общей численности населения губернии, это, если ориентироваться на итоги переписи 1913 года – 368 559 человек. По сохранившимся в архивах запросам Земских управ можно судить, что для сельскохозяйственных работ 1916 года требовалось не менее 67 660 военнопленных. А максимальная численность расквартированных в губернии пленных, повторим, была лишь 32 658 человек – всего 48,3% от необходимого. Недобор хлеба и продовольственный кризис, начавшийся в губернии в 1915 году и усугубившийся в 1916-м – это результат именно недостатка рабочих рук в сельском хозяйстве.
Военнопленные – турки, австрийцы, германцы, славяне не только заменяли в сельском хозяйстве и на производстве ушедших на фронт работников, но и лечились в саратовских госпиталях и лазаретах.
В связи с массовым поступлением военнопленных с фронтов у городских и губернских властей возникло немало сложностей с сохранением благоприятной эпидемиологической ситуации. И проводимая в этом направлении работа если и отличалась, то не существенно от того, как это, в той или иной степени, делалось в других регионах.
Но что, по мнению Александры Калякиной, действительно отличало Саратовскую губернию от остальной российской глубинки, так это восприятие военнопленных местным населением. Если для обывателей иных провинциальных городов образ врага, пусть даже и плененного, был страшным, то для жителей Саратовской губернии это было не так. Здесь существенную роль играло полуторавековое соседство с поволжскими немцами, сформировавшее симпатии и антипатии.
«Условия содержания пленных, вопреки «Правилам о порядке предоставления военнопленных от 7 октября 1914 г.», были весьма лояльны, – пишет Александра Калякина. – И если нижние чины жили в городах губернии, главным образом, на казарменном положении (хотя и имели возможность довольно свободно общаться с местным населением), то офицеры и вовсе размещались на квартирах, свободно гуляли по городским улицам, заигрывали с местными барышнями».
В уездах губернии нравы в обращении с военнопленными были и того мягче. Селились и нижние и офицерские чины нередко в доме хозяев, а от обывателей их отличала только жёлтая метка на левом рукаве, введённая как обязательный знак отличия в 1916 году по приказу министра внутренних дел Российской империи.
Красноречиво отразил сложившуюся ситуацию сохранившийся в архивах рапорт начальника Саратовской местной бригады, где он с негодованием повествует: «...дежурный штаб-офицер Управления вверенной мне бригады во время пребывания в г. Балашов (в августе месяце) обратил внимание на то, что по городу весь день снуют без всякого дела масса военнопленных нижних чинов. Встреченных им 4 военнопленных нижних чинов, стоявших у здания цирка и покупавших фрукты и мороженое, он задержал и отправил в управление воинского начальника».
А вот ещё свидетельство готовности всякого рода общественных организаций губернии содействовать пленным, подтверждение отсутствия агрессивности или страха перед ними, понимания религиозных различий между пленными, находящимися на излечении в госпиталях, готовности удовлетворить их духовные потребности. В саратовских архивах сохранился отчет начальника гарнизона города о внутреннем расследовании изложенных в саратовской газете фактов предпочтительного отношения к военнопленным, находящимся на излечении. Речь шла о том, что во время празднования Рождества и нового, 1915 года во все госпитали были приглашены духовные лица для проведения богослужений. При этом в лазарет городского союза №9 были приглашены и ксендз для пленных-католиков, и пастор для лютеран, и православный священник для русинов. Помимо этого, в том же госпитале участницы дамского попечительского комитета играли на пианино и мандолине. В других госпиталях для пленных программа развлечений была еще более обширной – выступал духовой оркестр от Красного Креста, ученики консерватории, устраивались танцы для легкораненых, ёлка с подарками: папиросами, спичками, мылом и носовыми платками. Подобная увеселительная программа была, по мнению начальника гарнизона, недопустимой. И с января 1915 года был усилен надзор за пленными, соблюдением ими правил порядка.
Сохранились протоколы допроса и показания свидетелей ещё одного события, произошедшего декабрьским вечером 1914 года на Саратовском вокзале. Тем вечером на поезде из Саратова в Камышин отправлялась группа военнопленных. Среди них были несколько человек, только недавно выписанных из Университетского лазарета Саратова. Двух офицеров пришли провожать жена военного врача И. Дигурова, служившая сестрой милосердия в данном лазарете, и служащая Университетского лазарета С. Левитан. Эта группа в сопровождении офицера конвоя обратила на себя внимание пассажиров чересчур любезным поведением офицеров и весьма благосклонным к ним отношением дам сначала на перроне, а затем и в купе вагона.
«По выходе на платформу подполковник Махлаюк стал говорить им о непристойности подобного поведения, на что Дигурова возразила, что она сама жена военного врача и желала бы, чтобы с её мужем обращались так же».
Всё это говорит о том, что поведение и отношение к пленным, регламентируемое властями, далеко не всегда соответствовало тому, как в действительности вели себя люди при повседневном общении.
Впрочем, и вели себя, и оценивали происходящее все по-разному. «Несмотря на ревностное отношение к соблюдению дистанции в отношении с пленными, которое было характерно для уездных городов, –сообщает Александра Калякина, – в докладе о военнопленных, находившихся в Саратовской губернии в 1915 году, отношение между ними и местным населением характеризуется как «дружелюбное». В некоторых уездах речь идёт даже о «сочувственном» отношении к пленным. Отношение же пленных к работодателям как «хорошее» и «миролюбивое».
Конечно, не во всех регионах России, в которых размещались военнопленные стран противоборствующего блока, к ним относились так же лояльно, как в Саратовской губернии. Тому были вполне понятные объяснения.
В любом случае, как считает историк Калякина, отношения, возникавшие между пленными и российскими гражданами, были сложной, многообразной, крайне противоречивой, но не агрессивно настроенной системой. Путь от недоверия и подозрений лежал, тем не менее, к сочувствию и помощи.
… Эвакуация военнопленных из Саратовской губернии началась в августе 1918 года. При этом в первую очередь отправлялись германские и турецкие подданные для ускорения темпа обмена пленными и скорейшего возвращения русских пленных из Германии. Но полностью долгая история пребывания подданных Центральных держав в Саратовской губернии завершилась только три года спустя: май 1921 года стал последним месяцем пребывания военнопленных Первой мировой войны на берегах Волги.
Автор: Наталья Дегтярёва
Источник:http://www.stoletie.ru |
