Цикл
статей Юрия Криницкого о сферах вооруженной борьбы, опубликованный в
журналах «ВКО» и «Военная мысль», газете «ВПК», вызвал оживленную
дискуссию о том, что следует понимать под воздушно-космическим театром
военных действий (ВК ТВД) и стоит ли вообще вводить новую военно-научную
категорию при наличии обычных ТВД. Некоторые специалисты не
поддерживают автора, выдвигая вполне обоснованные возражения. Наиболее
последовательно эти контраргументы изложены в материале Владимира
Барвиненко «И вновь – опасный зуд реформаторства» (журнал «ВКО», № 5,
2013). Уважая право инициатора дискуссии на ответ, еженедельник
«Военно-промышленный курьер» публикует его новую полемическую статью по
ключевым тезисам.
Владимир Барвиненко пишет: «Практический опыт
планирования совместных противовоздушных операций на ТВД, полученный на
различных учениях и при реальном планировании, показывает, что при
подготовке операций в границах военных округов для решения первой и
главной задачи – завоевания или недопущения завоевания противником
господства (превосходства) в воздухе нельзя отдельно планировать не
только действия соединений ВКО (ПВО), но и ударных войск (сил) по
уничтожению средств воздушного (воздушно-космического) нападения и
инфраструктуры противника».
Исходная посылка данного утверждения содержит существенную некорректность.
Подготовка к прошедшей войне
Во-первых,
следует констатировать, что в современном официальном толковании как
такового театра военных действий нет. В мирное время Генеральным штабом
ВС РФ не определены ни количество ТВД, ни их границы. У несуществующих
театров нет условных наименований. Все это появится в угрожаемый период,
если, конечно, органы военно-политического управления не упустят
момент, как это случалось в истории войн. Пока нет ТВД, не может быть
никакого «планирования совместных операций на ТВД», поскольку
пространство – обязательный элемент содержания любых, тем более военных
действий. План – это детальная проработка замысла, и планирование без
учета пространства остается голой теорией.
Совсем
иное дело – организация ПВО (ВКО). Границы стратегических
воздушно-космических направлений (СВКН) еще с 70-х годов определялись в
мирное время исходя из пространственной оценки вероятных угроз
соответствующего масштаба. Такая пространственная оценка вполне реальна,
поскольку основана на информации о базировании средств воздушного
нападения и их тактико-технических характеристиках (ТТХ). В руководстве
Вооруженных Сил и Войск ПВО Советского Союза прекрасно понимали, что
агрессивным действиям противника из воздушно-космического пространства
не будет предшествовать никакой подготовительный период. Времени на
планирование операции по отражению нападения накануне или по
свершившемуся факту не будет. Поэтому операцию по отражению агрессии
необходимо планировать заблаговременно. Механизм реализации
многоуровневой системы действий войск (сил) ПВО и ракетно-космической
обороны (РКО) мог быть запущен немедленно решением главнокомандующего
Войсками ПВО, обладавшего статусом и полномочиями заместителя министра
обороны.
Стратегические воздушно-космические направления и
стратегическая космическая зона (СКЗ), в пределах которых планировалось
отражение нападения, были прототипом ТВД, о целесообразности признания
которого сегодня, через 40 лет, продолжают спорить специалисты как о
чем-то новом и неестественном.
Во-вторых, практический опыт
планирования совместных противовоздушных операций на ТВД, полученный на
различных учениях, – это тоже фикция. Военная наука отличается тем, что
ее постулаты невозможно объективно проверить на практике в мирное время,
поскольку практика – это война. Пока ее нет, достоверность научных
положений проверяется на учениях. Но зачастую они напоминают игру в
шахматы самого с собой. Вольно или невольно условный противник ставится в
невыгодное положение.
У любых командно-штабных учений, военных
игр есть исходная обстановка и оперативное время, с которого начинается
работа органов управления. В последние полтора десятка лет исходной
точкой совершенно неоправданно выбирается момент, когда противостоящие
оперативно-стратегические группировки войск уже развернуты, театры
военных действий обозначены, линия фронта начерчена на рабочих картах
командиров, войска условно зарыты в окопы. Далее или одновременно с этим
процессом начинается этап планирования операции.
Такая исходная
обстановка напоминает прошлую войну, только с более современным оружием.
Условный противник, собирающийся сокрушить Россию, почему-то протянул
время и позволил ей развернуть адекватную по мощи группировку наземных
войск, а воздушно-космическое нападение начинается после
продолжительного угрожаемого периода и стратегического развертывания, а
не по сценарию Ирака и Югославии.
Здесь уместно привести фразу из
книги «Война будущего (прогностический анализ)» Владимира Слипченко:
«Совершенно очевидно, что в войне будущего сухопутных группировок у
нападающей стороны, подготовившейся к такой войне, вообще не будет».
Но
это не все. В начальной, почему-то воздушно-наземной фазе войны по
замыслам устроителей учений противник начинает яростно бомбить нашу
столицу, крупные города, промышленные центры и войска на линии фронта. И
мы ему отвечаем тем же, методично выводим из строя критически важные
объекты военной и экономической инфраструктуры.
Выходит так, что
противник не боится наших стратегических ядерных сил, обе стороны как-то
договорились, что крупномасштабная война будет безъядерной. Не
выполняются догматы Военной доктрины РФ, согласно которым наша страна
применит ядерное оружие, в том числе при отражении агрессии с
применением обычных средств поражения, если под угрозу поставлено
существование государства. Наконец, бомбардировка столицы, крупных
городов, заводов и военных объектов здесь не воспринимается как угроза
существованию государства.
Если все названные тезисы
проанализировать честно, то замысел войны, ее начальная и завершающая
фазы будут совсем другими. А значит, другими будут и уроки проводимых
оперативных мероприятий (учений, игр). Бывший начальник Центра
военно-стратегических исследований Генштаба ВС Владимир Останков
считает: «Если противник развяжет против РФ агрессию, то будет
преследовать решительные цели. Нанесение быстрого глобального удара
явится по сути началом крупномасштабной войны с применением ядерного
оружия со всеми вытекающими из этого последствиями»
(«Военно-промышленный курьер»).
Это
же подтверждает вице-премьер Дмитрий Рогозин: «Уже десять лет в США
прорабатывается концепция молниеносного глобального удара. У
американских стратегов появилось видение того, как можно победить другую
ядерную страну малой кровью, избежав при этом неприемлемого для себя
ущерба. В конце 2012 года Пентагон провел компьютерную игру, которая
показала, что в результате удара по крупной и высокоразвитой стране с
применением 3500–4000 единиц высокоточного оружия в течение шести часов
будет практически полностью разрушена инфраструктура, а государство
лишится способности сопротивляться. Очевидно, что если такой удар будет
нанесен по России, то главными целями агрессора станут силы
стратегического ядерного сдерживания» («Российская газета», 4 июля 2013
года).
Концепцию Prompt Global Strike (неядерный быстрый
глобальный удар) нельзя назвать новой, а ее осмысление отечественной
военной наукой – свежим. Еще в 70-е годы начальник Военной командной
краснознаменной академии ПВО в Твери маршал авиации Георгий Зимин писал:
«Как бы ни маскировалась, основной является идея внезапного первого
массированного удара. Этот удар будет предельно мощным… Противник будет
стремиться достичь целей глобального ядерного наступления в результате
первого массированного удара».
Как видим, 30–40 лет назад лучшие
отечественные умы понимали, что привычные сухопутно-морские ТВД с
развернутыми на них группировками войск, угрожаемый период и другие
понятия становятся архаичными. Остаются только силы
воздушно-космического блицкрига. Печально, что сегодня мы готовимся
парировать молниеносный нокаутирующий удар растопыренной пятерней войск,
большая часть которых подчиняется разным органам управления, имеет
разные задачи и совершенно неадекватное время реакции на угрозу.
Больше не служанка пехоты
Второй
тезис Владимира Барвиненко: «С началом военных действий оборонительные и
ударные силы и средства действуют в одно и то же время и в
противоборстве с воздушно-космическим противником преследуют одну и ту
же цель – завоевание (недопущение завоевания противником) господства
(превосходства) в воздухе (воздушно-космическом пространстве)… Их
действия должны быть согласованы по задачам, времени и пространству…»
Так
хотелось бы. И так было в прошлой мировой войне, когда у обеих
противоборствующих армий основную боевую мощь составляли пехотные,
танковые, механизированные формирования, а ударная авиация и Войска ПВО
применялись в интересах наземных частей. За это ВВС даже называли
служанкой пехоты. Имелись единые задачи, время и пространство боевых
действий. Но ситуация кардинально изменилась – центр вооруженного
противоборства переместился в воздушно-космическую сферу. Пространство и
время борьбы в воздухе и космосе принципиально перестали совпадать с
пространством и временем борьбы на суше и море. Ярким подтверждением
этого служит опыт современных локальных войн.
В Ираке в 1991 году
многонациональные силы НАТО начали внезапную воздушную наступательную
операцию с трех направлений – с Персидского залива, Красного моря через
Саудовскую Аравию и со Средиземного моря через Турцию. Ни одно из них не
совпало с единственным (по классической терминологии – стратегическим)
направлением действий наземного контингента войск, который вторгался с
территории Кувейта. Временной люфт между воздушной и наземной фазами
войны составил полтора месяца.
В Югославии в 1999 году наземной
фазы вообще не состоялось. Вся война прошла, выражаясь принятой
терминологией, в границах воздушно-космического театра военных действий.
Того, что можно было назвать стратегическим или операционным
направлением (СН или ОН), не оказалось вообще.
Однако вопреки
современным трендам, логике и чужому боевому опыту в России в 1998–1999
годах была разрушена стройная система вооруженной борьбы с
воздушно-космической агрессией. Вышло Положение о военном округе, в
соответствии с которым все войска, дислоцированные на его территории,
оперативно подчинялись единому общевойсковому (читай – пехотному) органу
управления. Как следствие границы ответственности объединений Войск ПВО
подгонялись под размеры соответствующих округов. Следом перекройке
подверглись границы воздушных направлений – их совместили со
стратегическими (опять же сухопутными) направлениями. Но поскольку
ведущие страны мира и потенциальные противники России систему
базирования своих ударных сил и планы воздушно-космического нападения не
стали подгонять под российские реформы, то произошло самое неприятное.
Теперь пространство планируемого отражения не согласуется с
пространством прогнозируемой агрессии. Войска и силы ВКО (ПВО, РКО) из
структуры, выполнявшей важнейшую самостоятельную задачу решающего
начального периода войны, превратились во второстепенную структуру,
обеспечивающую последующие, весьма неспешные действия общевойсковых
группировок войск, не развернутых в границах несуществующих
континентальных ТВД.
Сложившаяся ситуация еще более усугубилась
слиянием двух видов ВС РФ. По сути произошло даже не слияние, а
поглощение Военно-воздушными силами Войск ПВО. Все главкомы и
командующие объединениями нового вида ВС подбирались исключительно из
авиаторов-ударников. Соответственно последствия были фатальны для тех,
кто стоял на страже воздушных рубежей Родины. Дело в том, что ударная
авиация никогда не решала самостоятельных оперативных задач,
определенных командованием. Авиация поля боя всегда действовала в
составе и в интересах фронта, под управлением его командующего. Поэтому
она и называлась фронтовой, а оперативные объединения ВВС – воздушными
армиями фронтового назначения. Стратегическая авиация применялась по
планам ВГК, то есть опять не главкома. Получается, что главкомат ВВС не
управлял как ударной авиацией, так и командованием Войск ПВО.
Наконец,
простое сложение задач Военно-воздушных сил и Войск ПВО не привело к
появлению новой интегрированной стратегической цели. Это был увеличенный
набор двух важных, но совершенно различных и несовместимых задач
половинок искусственно созданных организационных структур. С
незначительными видоизменениями ситуация сохраняется по сей день.
Контрблицкриг
Владимир
Барвиненко считает: «При развязывании войны придется отражать не один, а
множество массированных и других ракетно-авиационных ударов противника.
Для уменьшения возможности их последовательного нанесения нужно во
встречных или ответных ударах авиации, РВ и А, сил флота планировать
поражение наземных баз, морских носителей средств воздушного
(воздушно-космического) нападения противника, объектов его
инфраструктуры».
О какой войне речь, каковы цели сторон?
Современный военный конфликт между высокоразвитыми ядерными державами и
коалициями не может быть ограниченным. Он потребует тотального
напряжения сил и возможностей. А начальное соотношение сил по обычным
видам вооружения многократно не в нашу пользу. Если Россия настраивается
на продолжительную войну, то каждый день и час будет вести страну к
катастрофе. Интенсивность абсолютных и относительных потерь
неравномерна. Она выше у более слабой стороны. Зависимость потерь от
соотношения сил носит нелинейный характер, так что уже после первого
массированного ракетно-авиационного удара воевать будет нечем.
Одержать
победу в соревновании экономик, как это смог сделать Советский Союз во
Второй мировой войне, теперь не удастся. Во-первых, военный бюджет США
почти в 13 раз превышает российский. Во-вторых, вся наша территория
досягаема для средств воздушного нападения и прятать от ударов
военно-промышленные объекты где-нибудь за Уральским хребтом отныне
бесполезно. В-третьих, экономическая и военная инфраструктура США
находится за океаном и ее уничтожение возможно только стратегическими
ядерными силами.
Вывод напрашивается очевидный. В выборе сценария
войны надо диктовать свои правила игры противнику, а не принимать его.
Противник готовится к войне 6-го поколения, в которой глобальные цели
достигаются применением большого числа высокоточных средств (ВТО) в
мощном оснащении. Тем самым российское военно-политическое руководство
настойчиво подталкивают к принятию аналогичной безъядерной концепции.
Поднимать военный потенциал страны на уровень современных требований
надо. Но в ближайшие десятилетия Россия не получит ВТО в нужном
количестве.
Капитан де Тревиль из романа Дюма учил королевских
мушкетеров: «Лучший фехтовальщик на свете не должен опасаться второго
лучшего фехтовальщика; нет, бояться нужно невежды, который ни разу не
держал шпаги в руках; он делает не то, чего от него ожидают, и потому
знаток перед ним беспомощен». В вероятной войне будущего России нужна
собственная концепция молниеносного сокрушительного ответа.
Стратегические ядерные силы должны быть применены не когда от них и от
экономики страны ничего не останется, а когда они еще в состоянии
причинить неприемлемый ущерб агрессору, то есть в первые часы войны.
Чтобы обеспечить контрблицкриг, группировку СЯС требуется защитить
силами ВКО не на месяц и не на день, а на эти самые важные часы и
десятки минут. С того самого момента, когда государство подвергнется
стремительному и вероломному воздушно-космическому нападению и нам будет
необходимо какое-то время для оценки стратегической обстановки,
принятия решения на применение СЯС, прохождение команд на старт МБР,
подъем в воздух стратегической авиации. Но защитить гарантированно.
Если
такую концепцию принять и убедить политических оппонентов в серьезности
своих намерений, то будет выполнена главная миссия Вооруженных Сил
России – сдерживание военной агрессии. Под угрозой смертельного
ответного удара СЯС войны никто не начнет. В этом роль системы ВКО и
образующих ее войск очевидна, а целевая установка вполне реальна.
