2 февраля 1943 года, когда капитулировали последние, самые стойкие в
сталинградской группировке немцы, еще не все советские части успели
получить новые элементы формы. До того в Красной Армии знаками различия
служили геометрические фигуры в петлицах – ромбы, треугольники и т.д. 6
января 1943 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР «О
введении новых знаков различия для личного состава Красной Армии», в
котором было сказано «удовлетворить ходатайство Народного комиссариата
обороны и ввести, взамен существующих, новые знаки различия — погоны для
личного состава Красной Армии». Отмененные большевиками погоны для поколения, выросшего при Советской
власти, были явным признаком классового врага. «Золотопогонное
офицерье», «золотопогонники» - именно так должен был думать советский
школьник тридцатых годов о русских офицерах. И
вдруг – ему, выросшему и ставшему младшим лейтенантом, приказано носить
на плечах погоды со звездочкой? Как «контрику», которых он видел в
кинофильмах. В свое время даже при введении знаков различия, ничем
погоны не напоминающие, тогдашнему руководителю РККА Троцкому пришлось
столкнуться с неприятием их многими командирами по идеологическим
мотивам. Поэт Наум Коржавин в воспоминаниях рассказал о любопытной
истории, случившейся с одним из его знакомых по фамилии Адамов: «Троцкий
явился в полк, где Адамов был помкомполка. Адамов бодро отрапортовал
ему, как в подобных случаях положено, и заключил рапорт словами: -
Докладывает помкомполка Адамов. - А из чего это видно, что Адамов
помкомполка? – ехидно спросил Троцкий. – Почему знаков различия не
носите? - Не считаю нужным! – ответил молодой и горячий помкомполка
наркомвоенмору. - Ах, не считаете нужным выполнять приказы! – взорвался в
свою очередь Троцкий и тут же уволил строптивого помкомполка из армии…
Тогда как раз только вводили знаки различия, и это натыкалось на
яростное сопротивление оскорбленных в лучших чувствах командиров из
выдвиженцев Гражданской войны. «Что это еще за знаки? Мы и без них били
любых золотопогонников. Ни к чему нам эти старорежимные штучки! За что ж
тогда боролись?» - возмущались они. С этими «нездоровыми настроениями»,
с «партизанщиной» тогда как раз велась борьба». Кавалер двух орденов Александра Невского Михаил Сукнев в своих
воспоминаниях «Записки командира штрафбата» (М., 2006) писал о событиях
1943 года: «В армии ввели погоны. Почти как царские! Я, сын красного
партизана, надену белогвардейские погоны... Не пойдет! Тогда меня вызвал
оперуполномоченный «Смерша» в полку Синицын и самолично спорол с меня
шевроны, снял «шпалы» и вручил погоны капитана». Только стоило ли уничтожать старую армию, чтобы потом создавать новую по ее образу и подобию? Конечно же, неслучайно указ о введении погон был
объявлен в период, когда в Ставке Верховного Главнокомандующего была уже
уверенность в том, что Сталинградская эпопея близится к победоносному
для Красной Армии завершению, что немцы никак не смогут спасти 6-ю армию
Паулюса от уничтожения. Декабрьское наступление Манштейна было успешно отражено, и немцам
приходилось спасать уже не остатки армии Паулюса, а спешно эвакуировать
войска с Северного Кавказа, пока и они не попали в кольцо. Нарком обороны И.В. Сталин один за другим подписывал приказы, ставшие
наглядным доказательством того, что в войне произошел коренной перелом:
2 января – приказ «об упорядочении работы по эвакуации военнопленных с
фронта»; 3 января –приказ о преобразовании 17-го танкового корпуса в 4-й
гвардейский танковый корпус, поскольку, «в боях за нашу Советскую
Родину против немецких захватчиков 17-й танковый корпус показал образцы
мужества, отваги, дисциплины и организованности»; 5 января – приказ «о
сборе и вывозе трофейного оружия на фронтах и обеспечении его хранения»;
10 января – об усилении огневой мощи танковых и механизированных частей
и соединений Красной Армии и о испытании 152-мм самоходной пушки.
Пришла пора думать о рациональном конвоировании большого количества
пленных и сохранении трофейного имущества, о награждении отличившихся
соединений, об усилении танковых и механизированных корпусов полками
гвардейских минометов ( «катюш») и испытании самоходки с пушкой
чудовищной по тем временам мощности. На таком победном фоне можно было и
погоны в армию вернуть. Ломка идеологических стереотипов, созданных во
время Гражданской войны, в двадцатые и первой половине тридцатых годов,
шла в 1943 году полным ходом. Страшное слово «офицеры» вдруг перестало
считаться контрреволюционным и вернулось в армию. А вскоре и офицерские
суды чести появились. Что по этому поводу сказали бы красноармейцы 1919
года? Наверное, не поверили бы… А советским пропагандистам предстояла неожиданная задача – славить
десятилетиями поносимое русское офицерство. Константин Симонов в своей
книге «Последнее лето» описал выполнение этой задачи журналистом
Гурским. Тот рассказывает: «Несмотря на мое незаконченное среднее
образование, редактор заставил писать подвалы об истории русского
офицерства… От Петра Великого до Скобелева уже добрался». Еще за
несколько лет до этого редактору статьи на такие темы показалась бы
откровенным вредительством. Но времена менялись. Запретные когда-то
слова Родина, Отечество, патриотизм звучали все увереннее. А одним из
внешних признаков этих новых времен стали погоны на плечах солдат и
офицеров. Погоны, появившиеся в последние недели Сталинградской битвы и
неразрывно связанные с ней в народной памяти. |
