|
Русофобия
МЕДИНСКИЙ: Типа, умом не понять.
ФУРСОВ: Да. В девятнадцатом веке не дотягиваете, потому что у
вас самодержавие, в двадцатом веке не дотягиваете, потому что у вас коммунизм.
Но самое главное, что не дотягиваете. И практическая цель русофобии как
психоисторического оружия заключается в том, чтобы загнать русских как
социоэтническую группу в состояние психологической обороны, в состояние защиты,
ну и, программа максимум, – заставить каяться.
МЕДИНСКИЙ: Не согрешивши.
ФУРСОВ: Да. Ведь у нас с конца перестройки наши перестройщики,
особенно демшиза, и в девяностые годы другие люди, они все время говорят, что
мы должны каяться: за самодержавие, за сталинизм, за все, что угодно. И это не
безобидная вещь.
МЕДИНСКИЙ: А Иван Грозный – мерзавец какой! Сына – посохом!
ФУРСОВ: Да, да, да. Человек, который кается, он уже находится
в состоянии проигравшего. И, в общем-то, русофобия на самом деле – это всегда
идеологическая подготовка к нанесению вполне неидеологических ударов.
МЕДИНСКИЙ: «Фобия», «фобос»… Это «боязнь русских». Но ведь это
не столько страх перед русскими, я так понимаю, сколько неприязнь, это такой
негатив…
ФУРСОВ: Это комплекс. Это страх, неприязнь. Страх, замешанный
на неприязни, неприязнь, замешанная на страхе.
МЕДИНСКИЙ: Вплоть до ненависти?
ФУРСОВ: В крайних случаях – да.
МЕДИНСКИЙ: Андрей Ильич, русофобия как боязнь и неприязнь к
русским – откуда это взялось? Это все придумал Черчилль в 1918 году? Откуда
пошло?
ФУРСОВ: русофобские замечания можно фиксировать уже с
шестнадцатого века, но они не имели системной характеристики. Очень многие
иностранцы, с Запада приезжавшие в Россию, оставляли мемуары, в которых
довольно плохо отзывались о России и о русских. Впрочем, часто противоречили
себе, потому что получалось так, что вроде бы они такие-сякие, но вдруг у них
там и чистота, и моются они чаще, чем западные люди, и так далее, и так далее.
МЕДИНСКИЙ: Было б грех отрицать это! Это их шокировало.
ФУРСОВ: Всерьез русофобия как система начинает разрабатываться
в 1820-30-е годы, после того, как англичане сокрушили Наполеона и вдруг
увидели…
МЕДИНСКИЙ: Не без нашей помощи.
ФУРСОВ: Просто с нашей помощью. Потому что англичане всегда
сокрушают противника с чьей-то помощью… И обнаружили, что есть огромная
евразийская держава, потенциал которой намного серьезнее, чем у наполеоновской
Франции, и эта держава всерьез угрожает интересам Великобритании на Востоке. И
началась разработка вот этой русофобской программы; об этом есть исследования и
на Западе, в которых очень четко фиксируется, что в 1820-е, 1830-е, 1840-е годы
началось систематическое вырабатывание русофобии как некоей идеологии, как
некоей идейной программы. По сути, это была подготовка того, что вошло в
историю как Крымская война. Русофобия подготовила неприятие Западом России. И,
собственно, что такое была Крымская война?
МЕДИНСКИЙ: Война России со всеми.
ФУРСОВ: Крымская война была первой войной Запада в целом против
России. Это был «крестовый поход»…
Наполеон воевал с Россией как с одной из европейских держав, а вот в Крымской
войне Запад, ведомый Великобританией, воевал с Россией как именно с Россией.
МЕДИНСКИЙ: Не только Запад, и Турцию ведь еще они спровоцировали.
ФУРСОВ: Вы знаете, Турция – это как мальчик, которому говорят:
«Ну-ка, иди, попроси рубль или десять копеек». Мальчик идет, просит, ему
говорят: «Нет, иди».
МЕДИНСКИЙ: И еще подзатыльник.
ФУРСОВ: Да. И тогда выходит человек и говорит: «Ты что ж ребенка
обижаешь?» Так что Турцией можно здесь, в этой ситуации, пренебречь. И вот эта
психоисторическая информационная подготовка была настолько мощной, что… Вот я
занимался как раз этой информационной подготовкой Запада к Крымской войне,
очень интересно. Если почитать таких разных людей, как Карл Маркс и архиепископ
Парижский, они накануне Крымской войны говорят одним языком, как будто им
вложили одну и ту же кассету…
Так вот, русофобия сыграла большую роль в подготовке Крымской войны. Крымская
война своих целей не достигла. А цель Крымской войны была очень простая:
загнать Россию в границы начала семнадцатого века. То есть примерно в те
границы, примерно в те границы, в которых Россия оказалась после 1991-го года…
И считается, что Россия потерпела поражение. Ну, потому, что Александр II
подписал договор и капитулировал. Хотя впоследствии Александр II, как пишут
мемуаристы, сожалел об этом.
МЕДИНСКИЙ: Он чуть-чуть не дожал.
ФУРСОВ: И если бы Россия продолжала сопротивляться, у англичан
и французов начались бы очень серьезные проблемы. И если бы не смерть Николая…
Есть такой миф, что Николай якобы принял яд, потому что ужаснулся того, в каком
состоянии он оставляет Россию… Это, безусловно, миф. Нужно примерно
представлять себе характер и психологию Николая I – это был человек долга, и он
никогда бы в такой ситуации не сдал бы страну, он оставался бы на посту.
Значит, здесь другое: либо он умер, действительно, от осложнения после гриппа,
либо его отравили. Но в любом случае, Россия не проигрывала эту войну.
Александра II убедили, молодого царя, что нужно выйти из войны…
Англичане потеряли довольно много. И притом, что, да, русская армия была в
техническом отношении более отсталой, в русской армии царило воровство, были
жуткие коммуникации, но то, как русская армия воевала в Крыму, это было очень и
очень серьезно. И Крымскую войну нельзя недооценивать. Это не Восточная война,
как ее иногда называют, это не Крымская война, это общезападная война против
России. И, конечно, России трудно было тягаться с Западом в целом…
Повторяю, не подпиши и не поспеши Александр II с миром, неизвестно, как
закончилась бы Крымская война.
МЕДИНСКИЙ: Поскольку мы стараемся все-таки говорить о
позитивной истории, то, Андрей Ильич, я предлагаю напомнить, что все-таки война
в Крыму – это был один главный фронт, но было еще два фронта: фронт на Камчатке
и фронт в Балтийском море. И там, и там англо-французские войска потерпели
полное поражение.
ФУРСОВ: Но самое серьезное поражение потерпели турецкие войска
на кавказском фронте.
МЕДИНСКИЙ: Да, кстати, и четвертый фронт.
ФУРСОВ: Я не уверен, что Камчатку и Балтийское море можно
называть фронтами, просто там им не удалось даже фронт организовать. И, в
принципе, даже Крымская война, о которой потом писали, что это был позор… Нет, это
не был позор. Русский солдат показал себя в этой войне очень и очень неплохо. И
победоносная война с Турцией 1877-78 года, которая была первой войной, в
которой воевали не рекруты, а профессиональная армия… Эта армия оказалась на
самом деле хуже, чем та, которая воевала в Крымской войне…
Это была армия по набору и она оказалась на самом деле хуже, чем армия, которая
воевала…
Прежде всего, она физически оказалась
хуже, чем армия, которая воевала в Крыму. Вообще, нужно сказать, что вот эта
реформа, проведенная в 1874 году Милютиным… Ведь у нее были очень серьезные
оппоненты, например, Ростислав Фадеев. Как оказалось, он был прав. Поскольку
брали всех, в армии оказалось много недокормышей, она была плохо обучена. Турок
победили, но турки просто были не самые серьезные противники.
Вот эта армия, которая была создана в результате реформы 1874 года, она
выиграла войну только у турок. Она проиграла Японскую войну, она неудачно
воевала в Первой мировой войне, то есть результаты той военной реформы – они не
блестящие.
МЕДИНСКИЙ: В общем, да. Но нет, она еще завоевала Среднюю Азию
все-таки. Но тоже там противник не бог весть.
ФУРСОВ: Не бог весть, но Среднюю Азию завоевывали как раз,
чтобы лишний раз нажать на мозоль англичанам.
МЕДИНСКИЙ: Я думаю, что войска в Средней Азии все-таки
отличались от регулярных войск. Скорее всего, это были более профессиональные
войска, скобелевские были, наверняка. Батальон «Восток» там такой был.
ФУРСОВ: И да, и нет. Но самое главное заключается в том, что в
большой игре, которая велась в Средней Азии у нас с англичанами, мы действовали
довольно неплохо.
МЕДИНСКИЙ: Да-да. «Распиливали» Иран и Афганистан на зоны
влияния без всяких комплексов неполноценности на этот счет. Я помню
замечательный русско-британский договор по Афганистану, там, по-моему, вот так:
Северный Афганистан считается зоной влияния Российской империи, Южный
Афганистан (это территория суверенного государства!) – зоной влияния Британской
империи, и Центральный Афганистан – зона спорных интересов. Так, ну и что произошло
дальше? Русофобия возникла тогда. Понятно, боялись. А потом стали бояться
коммунистов? Вот как русофобия связана у нас все-таки? Потому что мы
представляем, что боятся не русских, а боятся коммунистов, об этом ведь всегда
говорит либеральный Запад? Типа, русских мы любим, взасос, а боимся мы
большевиков- мерзавцев.
ФУРСОВ: Два человека, заслуживающие внимания, ответили на этот
вопрос совершенно по-другому. Наш философ Зиновьев просто афоризм выдал:
«Целили в коммунизм, а попали в Россию». Если кому-то не нравится Зиновьев,
давайте послушаем Бжезинского. Когда развалился Советский Союз, Бжезинский
давал интервью западным журналистам, они с восторгом говорили: «Вот, наконец,
побежден коммунизм!» На что Бжезинский ответил: «Не надо заблуждаться. Мы боролись
с Россией, как бы она ни называлась». Дело в том, что и антикоммунизм, и
антисоветизм… Конечно, антикоммунизм – это не русофобия, но антикоммунизм с
русофобией совпадает по принципу кругов Эйлера, и антикоммунизм использовался
как средство в борьбе с Россией, как бы ни называлась Россия: если она сильна –
она конкурент, а следовательно, с ней нужно бороться. Здесь не надо
демонизировать Запад. Он борется за свои интересы. Надо не позволять своей
внутренней «пятой колонне» помогать ему, прежде всего.
МЕДИНСКИЙ: То есть, нет страха перед коммунистами, вы хотите
сказать? Есть страх перед Россией? И неважно, как она называется –
коммунистическая, монархическая.
ФУРСОВ: Вы знаете, после большевистской революции, когда
оказалось, что большевики не развалятся, и первые лет десять большевистского
режима, когда речь шла еще о мировой революции, действительно, это был страх
перед коммунистами. Но когда Россия в виде Советского Союза стала стремительно
отстраиваться, это уже был страх, безусловно, перед Советской Россией. Но перед
Россией все же.
…Я не уверен, что нужно долго останавливаться на этой теме. Я повторю, что
нужно отличать русофобию как систему информационных действий, направленных
против России, и ситуационные оценки русских теми людьми, которые приезжали в
Россию в пятнадцатом, шестнадцатом, семнадцатом веках и писали о ней что-то
негативное.
МЕДИНСКИЙ: Но Анна Ярославна вышла замуж за французского
короля и мыться там начала. Это ж паника при дворе какая была! Единственный
человек, который моется в Париже! Раз в неделю, понимаете ли. Вот, фобия.
Аквафобия, знает ли. Русофобия.
…Вот с русофобией за границей все понятно. А вот есть ли русофобия в России?
Есть ли боязнь, и ненависть, и неприязнь к русским в современной России? И если
есть, в чем она проявляется? Может быть, кто-то из наших слушателей с ней
сталкивался в быту и на производстве?
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, меня зовут Андрей.
МЕДИНСКИЙ: Здравствуйте, Андрей.
СЛУШАТЕЛЬ: Андрей Ильич, у меня вопрос по современности. Кто, так сказать, перехватил
эстафетную палочку в плане русофобии у англичан? Можно ли сказать, что
американцы перехватили? Или Англия, как считают многие американцы, до сих пор
влияет на политическую ситуацию в США?
МЕДИНСКИЙ: Спасибо, хороший вопрос.
ФУРСОВ: Вы знаете, уже в конце девятнадцатого века возникло
то, что замечательный американский исследователь Кэрол Квигли назвал
«англо-американским истеблишментом». То есть некая единая политическая сила,
объединяющая часть английского и часть американского истеблишмента. Ответ на
ваш вопрос очень просто дать в том смысле (хотя вопрос сам непростой), что
любая западная страна-лидер автоматически становится носителем русофобии,
потому что континентальная, точнее, трансконтинентальная Россия объективно
мешает любой западной капиталистической стране. Мешала в двух отношениях. Ну
чем, например, мешал Советский Союз? Во-первых, само наличие Советского Союза,
в котором был достигнут определенный уровень социальной справедливости,
заставлял…
МЕДИНСКИЙ: Довольно приличный уровень, что мы будем
стесняться-то? По состоянию на какой-нибудь 1960-й год, что, сильно хуже
Америки, что ли?
ФУРСОВ: Похуже, но не сильно... Так вот, этот уровень
заставлял господствующие группы западного общества делиться со своим рабочим
классом, со своим средним классом и создавать то, что называлось «государство
всеобщего благоденствия», а точнее, «государство всеобщего собеса». И вторая
вещь, наличие Советского Союза мешало эксплуатировать «третий мир». Отсюда,
естественно, русофобия и антикоммунизм и Соединенных Штатов, и вообще любых так
называемых «империалистических» держав.
МЕДИНСКИЙ: Вывод такой, что любой мировой лидер против России
объективно.
ФУРСОВ: Любой западный лидер.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, меня зовут Михаил, я живу в Москве. Я хотел бы
высказать свое мнение по этому поводу. Вы знаете, мне кажется, что русофобия
присутствует именно со стороны русского населения, потому что в основном она
проявляется от неверия, от незнания своей собственной истории, своего
собственного прошлого, великого, богатого, которое дает нам право гордиться
своей страной. Но люди моего поколения, тридцать и больше, воспитаны настолько
в почитании западных ценностей, что…(может быть, это и раньше было, и потом
будет происходить), что эта русофобия присутствует в разговорах, по-прежнему
большинство людей думает, что мы лаптем щи хлебаем, хотя это на самом деле не
так. Я много работал с иностранцами, и могу сказать, что, как только они
начинают понимать, пропадает этот языковой барьер, они прекрасно понимают, что
мы делаем, делаем и будем делать на любом перекрестке.
МЕДИНСКИЙ: Россия, вперед! Правильно.
… Вот Михаил говорит, что нет русофобии. Есть у нас комплекс национальной
неполноценности. Боимся мы всего, стесняемся.
ФУРСОВ: Нет, мне кажется, Михаил не это все-таки хотел
сказать. Я думаю, что русофобия в России стартовала где-то в середине XIX века,
и здесь произошло наложение двух факторов. С одной стороны, это воздействие,
безусловно, пропаганды, которая шла с Запада. А поскольку Запад для возникающего
слоя русской интеллигенции, для большей ее части, был просто свет в окошке, то
очень многие западные представители…
МЕДИНСКИЙ: Это в окошке, которое Петр I прорубил…Французский
балкон.
ФУРСОВ: Петр I прорубил окошко, но при этом заколотил дверь…До
Петра мы ходили в дверь в Европу, а он заколотил дверь и прорубил окно.
…В результате со второй половины XIX века у нас начинают развиваться две
интерпретации русской истории, но они обе западноцентричные: либеральная и
марксистская.
МЕДИНСКИЙ: Какой уклон хуже?
ФУРСОВ: «Оба хуже», как сказал бы Сталин. Так вот, обе эти
интерпретации навязывали русским реалиям и понятийный аппарат, и представления,
которые отражали совершенно иной чужой опыт. И русская интеллигенция, и часть
русского дворянства рассматривали Россию, смотрели на Россию западным глазом.
Но вообще в России произошло то же, что произошло во многих странах, которые
втягивались в орбиту капиталистической системы: кризис национальной
идентичности.
СЛУШАТЕЛЬ : У меня к вам вопрос, он связан со всем известными событиями в
Чечне, на Кавказе. Раньше была, скажем так, европейская русофобия. Можно ли
говорить о, скажем, арабо-мусульманской, экстремистской русофобии? Ваше мнение
как аналитиков, знающих людей.
ФУРСОВ: Я думаю, что это не столько русофобия, сколько
замешанное на религиозных чувствах неприятие представителей другой,
немусульманской культуры. Это ведь относится не только к русским, но и вообще к
немусульманам.
МЕДИНСКИЙ: Ко всем?
ФУРСОВ: Да, совершенно верно. Когда мы говорим вообще о мусульманах…Мусульмане
не воспринимают людей с точки зрения национальности. Они воспринимают людей с
точки зрения, относишься ли ты к религии ислама, или нет. И собственно
русофобии здесь нет, хотя это не значит, что среди этих людей…
МЕДИНСКИЙ: То есть правоверный или нет?
ФУРСОВ: Да. Хотя это не значит, что среди этих людей не может
быть людей, которые ненавидят русских и которые русских боятся. Такие вполне
могут быть, но принципиальное отношение другое: правоверный ты или
неправоверный. И здесь неважно, кто ты, русский, англичанин, или немец.
СЛУШАТЕЛЬ : Почему-то не говорят все главное: русофобия
насаждается централизованно, через центральные средства массовой информации,
прежде всего электронные…
Я имею в виду Первый канал или «Культуру». Там есть такой Швыдкой, бывший
главный министр культуры, который даже состряпал передачку «Русский фашизм
страшнее немецкого».
То есть миф несуществующий, который никогда не существовал, ставится выше
реального нацизма, на счету которого миллионы жертв. Это что, как не проявление
русофобии? Кстати сказать, к слову «фашизм» всегда присоединяется слово
«русский» Никогда вы не услышите про «российский фашизм», исключительно про
«русский».
А вот когда надо рассказать про какие-нибудь достижения, разумеется, все достижения
«российские», а никак не «русские». Это все либеральной интеллигенцией
насаждается.
ФУРСОВ: Я думаю, в том, что сказал наш слушатель, есть свой
резон. В девяностые годы, после крушения Советского Союза, безусловно, в
некоторых наших СМИ появилась тенденция, которая может толковаться вполне как
русофобская, более того, есть даже некоторые радиостанции, которые
систематически демонстрируют в своих передачах…не моменты даже, а это, по сути
дела, русофобская интерпретация происходящего. То есть все, что связано с
Россией, это плохо даже по мелочи, в мелких комментариях…
СЛУШАТЕЛЬ : Дело в том, что я два года жил в Европе, один год
по Франции, другой в Бельгии, и, честно говоря, на бытовом уровне никакой
русофобии не ощущал. Общался как с достаточно интеллигентными, образованными
людьми (адвокатами, юристами, архитекторами), так и с достаточно низкой
прослойкой…в бедном районе жил. Соответственно, ни там ни там, нигде русофобии
я не ощущал. Поэтому, не знаю…Плоскость вашего обсуждения русофобии как политическая,
так и бытовая. На бытовом уровне…
…Клише по поводу России, и все ждут, что ты будешь не любить свою страну, что
ты будешь ее стыдиться.
Они ожидают, что, если ты считаешь себя прогрессивным человеком образованным,
ты должен немного со стыдом относиться к своей стране, испытывать чувство вины,
то, о чем вы уже говорили. То есть если ты хочешь устроиться на работу,
собеседование: «Как ты относишься к этому?». Есть определенные клише, которые в
тебя вбиваются. И большое было недоумение, то есть я достаточно большой
профессионал в некоторых областях, все нормально, но когда доходило до этого,
они выкатывали глаза: «Как, Дмитрий, Вы же образованный человек, Вы же должны
понимать элементарные вещи, что Россия - это дико…» Ну, грубо говоря…Обычные
штампы.
МЕДИНСКИЙ: Понятно: медведь, балалайка, буденовка…
ФУРСОВ: Мне кажется, то, о чем рассказал Дмитрий, это
иллюстрация политической русофобии. Вот смотрите: на бытовом уровне хорошо,
замечательно, что ты русский, но, если ты образованный русский, то ты должен
критиковать свою страну.
МЕДИНСКИЙ: Синдром Сахарова.
ФУРСОВ: Да. Совершенно верно. Причем их страны за то же
критиковать не надо. Это неполиткорректно. Вот это и есть вот то самое
зомбирование, та самая русофобия, которая вырабатывалась последние 150 лет как
мощное оружие. Когда были южноосетинские события, и когда показывали и наше
телевидение, и СNN, и BBC. Когда спрашивали американцев, англичан о ситуации,
то было такое впечатление, что им всем вставили одну и ту же кассету, и они
говорят о том, что большая Россия напала на маленькую Грузию. И им не приходило
в голову…
МЕДИНСКИЙ: Но вы же знаете, почему Буш так переживал по поводу
Саакашвили? Потому что он до сих пор уверен, что он губернатор штата Джорджия,
понимаете?
ФУРСОВ: Им в голову не приходило, что за маленькой Грузией
стоят большие Соединенные Штаты. Ну вот то, что Дмитрий сказал, это как раз
очень типичная ситуация…
И не надо обольщаться здесь, что нет русофобии на бытовом уровне. Она на
другом, на значительно более серьезном.
СЛУШАТЕЛЬ: … И получается, что раньше, когда это было
открыто... Я имею в виду, в прессе раньше нас самих же уничтожали, сейчас это
делается очень аккуратно, не так сильно, но очень грамотно. И вот как раз это
делает, скорее всего, пятая колонна. Это мое мнение.
МЕДИНСКИЙ: Да, Спасибо, Роман, за ваше мнение. Ну,
интеллигенция, это не мозг, как известно, а то, о чем в эфире не говорят…В.И.
Ленин. Андрей Ильич, что вы считаете?
ФУРСОВ: Вы знаете, я думаю, что здесь тоже есть, безусловно,
доля истины в этих словах. И, безусловно, иные даже наши телеканалы, если их
посмотреть... Ну, например, один из наших телеканалов по субботам регулярно
дает передачу, в которой, в общем, показывают, что наше население, в основном
русские, - это просто уроды, маньяки и так далее. Что это, как не вбивание
зрителю в голову модели, что он урод…
МЕДИНСКИЙ: И по пятницам еще такие передачи идут. Чикатило на
Чикатиле сидит, да…
ФУРСОВ: …что его окружение уродское, и сам он урод. А раз вы
уроды, значит, вам и место, вот вы живете так, как вы заслуживаете. Безусловно,
это русофобия.
МЕДИНСКИЙ: Кстати, да. Они, наверное, даже об этом и не
задумываются, потому что это дешевый рейтинг.
ФУРСОВ: Я думаю, знаете, какая штука? Они, может, и не
задумываются, те, кто зарабатывают, как говорит молодежь, бабло. Но безусловно
и другое: одни не задумываются, а другие, наоборот, задумываются очень
хорошо...
СЛУШАТЕЛЬ 12: Добрый вечер. Меня зовут Руслан, говорю сразу, я
не русский. Русофобия у нас, конечно, есть. И присутствует, как я сказал,
государственная русофобия, об этом уже говорилось. Употребление самого понятия
слова «русский» в негативных моментах….
МЕДИНСКИЙ: Вы тоже это чувствуете?
СЛУШАТЕЛЬ 12: Естественно. «Русская проститутка», «русская
пьяница», «русская водка», то есть всякая гадость…
МЕДИНСКИЙ: Но «российский избиратель»!
СЛУШАТЕЛЬ :…И второй момент, это перекликается с темой, помимо
того, что русофобия, это еще имеется и геноцид. Допустим, полторы тысячи
несчастных южных осетин уничтожили, но ведь сколько уничтожили русских, никто
об этом не говорит.
МЕДИНСКИЙ: Спасибо. Ну вот смотрите, Андрей Ильич, давайте
все-таки подведем итоги наше беседы. Получается, что русофобия есть, и не
только за рубежом, но и в России?
ФУРСОВ: Безусловно, и значительная часть русской же, или
российской, в данном случае, элиты или верхушки, и в поздней самодержавной
России, и в позднем коммунистическом порядке, и в постсоветской России,
безусловно, является носительницей если не русофобских, то антинациональных
традиций…
Смиряться с этим ни в коем случае нельзя. Англичане никогда не смирились бы с
англофобией, французы – с франкофобией, нужно исходить из того, что, пока
Россия существует…Чем сильнее будет Россия, тем сильнее будет русофобия.
Безусловно, этому нужно противостоять. На мировой арене этому противостоять
сложнее, потому что, к сожалению, мы до сих пор проигрываем информационную
войну Западу, и в том числе потому, что за годы горбачевщины и ельцинщины
выросло целое поколение СМИшников, которые если и не русофобы, то свою страну не
любят.
|
| Категория: О нашем прошлом | Добавил: гуляева (16.01.2013)
|
| Просмотров: 993
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
|
|
