Можно сказать, что это – просто «пережиток». Но что-то уж очень много таких «пережитков» наблюдалось в насыщенной неординарными событиями истории революции в Средней Азии. Самый отчётливый из них – то, что революция первоначально развёртывалась исключительно в среде русского населения края. Туземное (как называли до революции) население Туркестана смотрело на происходящее как на «разборки» среди русских, не имеющие к нему никакого отношения.

Советская историография неустанно повторяла, как туркестанские большевики претворяли в жизнь «ленинскую национальную политику», разъясняя трудящимся Востока смысл революции и призывая их восстать против своих эксплуататоров и поддержать советскую власть.

Совершенно очевидно, что большевики всячески пытались создать себе дополнительную опору в коренном населении Туркестана, традиционно апатичном и аполитичном, привлекая его всевозможными выгодами от революции, стремясь возбудить его против «контрреволюционной» местной знати.

Следовательно, главный конфликт революции и гражданской войны в Средней Азии развёртывался… между русским населением и туземной феодально-племенной верхушкой.

Русское население, концентрировавшееся вдоль Туркестанской железной дороги (где только и существовала поначалу советская власть в крае), являлось объективным носителем российского великодержавного начала против сепаратистских устремлений местной знати, оживших после падения царской власти. В условиях революции российская государственность в Туркестане с первых же шагов закономерно облеклась в советскую форму.

Конечно, и эта схема далеко не исчерпывает всего многообразия такого феномена, как революция в Туркестане. Были казаки и русские «столыпинские» колонисты, поддерживавшие Колчака. Были казахские повстанцы, соединившиеся, в конце концов, с большевиками (в понятие Туркестан в ту эпоху включался и нынешний Южный Казахстан). Как представляется, история революции и гражданской войны в Средней Азии и Казахстане просто ещё недостаточно объяснена с теоретической точки зрения. Этому объяснению постоянно мешали и мешают какие-то идеологические догмы. Сначала это была догма о неизменном интернационализме большевиков. Теперь же в бывших советских республиках Средней Азии утвердилась другая догма – о том, что советская власть была продолжателем «колониальной» политики царской власти. Всякий раз противоречивый процесс пытаются втиснуть в прокрустово ложе идеологии. Ну, а некоторые наши нынешние историки априори отрицают за большевиками какие-либо державные устремления, что опять-таки не позволяет правильно оценить многие явления.

Эта небольшая статья, конечно же, не может быть всесторонним объяснением сложного феномена революции в Туркестане. Она – лишь приглашение к тому, чтобы взглянуть на него не из-за идеологических шор, а во всём многообразии породивших его тенденций.

1. Революция в Туркестане началась раньше, чем в России

Вообще, историю революции в Средней Азии и Казахстане следует начинать не с 1917, а с 1916 года, т.е. на год раньше, чем в коренной России. Летом 1916 года началось движение, которое и в советской историографии, и в современной казахстанской трактуется как казахское национально-освободительное восстание. Причиной его, как считают, явилась политика царских властей в предшествующее десятилетие по конфискации обширных земельных угодий у казахов для поселения на них «столыпинских» колонистов. Поводом – указ о мобилизации «кочевых инородцев Степного края» на тыловые военные работы.

Можно спорить о том, насколько «колонизаторской» была политика Российской империи в Казахстане. Однако нельзя не увидеть явной непродуманности указа. Принудительный призыв на работы, в том числе и по рытью окопов, закономерно был воспринят свободным кочевым населением не иначе как обращение в рабство.

Можно даже предположить, что указ о мобилизации казахов в Русскую императорскую армию («кочевые инородцы» были свободны от обязательной военной службы) не вызвал бы с их стороны такого протеста. Наоборот, он бы вполне соответствовал традиционным представлениям о функции мужчины-воина. Ведь мы знаем, как с самой лучшей стороны проявили себя казахи спустя всего четверть века во время битвы под Москвой.

Сказалось привычное для европеизированной бюрократии императорского Петербурга высокомерное, «западническое» третирование «туземцев», нежелание знать подлинную жизнь народов России.

Власть решила пойти на «послабление бедным инородцам»: дескать, если призовём не кровь проливать, а всего лишь окопы рыть, то меньше будут возмущаться. Мнение, как оказалось, ни на чём не основанное, совершенно ошибочное. Сыграло свою роль и привычное недоверие к тем же «инородцам»: нельзя-де им оружие в руки давать… Вот и полыхнуло.

В то же время в современном Казахстане возникает тенденция трактовать восстание однозначно как стремление к национально-государственной самостоятельности, а самих восставших представлять едиными в социально-политическом отношении. Советские историки подчёркивали, что многие вожди восстания в дальнейшем стали большевиками. Теперь же политическое руководство казахским национальным движением того времени сводят, главным образом, к Алаш-орде – объединению европеизированной казахской интеллигенции, выступавшей за автономию Казахстана в составе буржуазно-демократической России.

Казахское восстание началось независимо от российского революционного движения, но с 1917 года сливается с ним воедино. И тут же обнаруживаются различные устремления внутри самого казахского народа. Алаш-ординцы хотели чисто политических реформ и в итоге пошли на соглашение с Колчаком. Более радикальное крыло восставших (Амангельды Иманов, Алиби Джангильдин) сблизилось с большевиками. Оно желало коренного изменения социальных отношений, а для этого нуждалось в поддержке со стороны российских большевиков. Так создавалась почва для реинтеграции Казахстана в Россию, теперь уже советскую.

Казахи, как почти все народы Российской империи, оказались расколоты – за и против советской власти. Точно так же и семиреченские, оренбургские, уральские казаки – зажиточная часть была против Советов, малоземельная – за.

В местных условиях ориентация на советскую власть объективно была ориентацией на великодержавное единство.

А стержнем Туркестанской советской республики, который геополитически сплачивал все элементы в крае, заинтересованные в единстве с Россией, была Туркестанская железнодорожная магистраль и расположенные вдоль неё города с многочисленным русским (рабочим и служащим) населением.

2. Падение Бухары

Первый в наше время музей советской, точнее – русской оккупации возник не в Тбилиси и не в Киеве, а… в Ташкенте. Правда, он носит «политкорректное» название Музея жертв репрессий. Его экспозиция начинается с 60-х гг. XIX столетия – с начала российского завоевания Средней Азии. Она рассказывает о «репрессиях царской и советской власти против узбекского народа» и завершается… «хлопковым делом» 1980-х гг., когда понесли наказание многие из коррумпированной партийной верхушки Узбекистана. Это дело, которое вели знаменитые в то время (ныне изрядно забытые) следователи Гдлян и Иванов, теперь тоже представлено как «репрессии против узбекского народа». Узбекские учебники говорят о более, чем столетии «русского колониального гнёта» и т.п. вещах.

И конечно, большевики, с точки зрения местных толкователей истории, виновны в том, что уничтожили в 20-е годы прошлого века «узбекскую государственность» – Хивинское ханство и Бухарский эмират. То, что узбекская государственность именно как национальная, а не как феодально-династическая, клановая, возникла только с образованием большевиками в октябре 1924 года Узбекской ССР из узбекских земель, прежде разделённых между тремя государствами, ныне трактуется как ещё один шаг «русских империалистов» для удобства управления «колонией».

Российская империя в конце XIX века, захватив ключевые позиции в регионе Средней Азии, оставила доживать территориально урезанные Хиву и Бухару с их средневековыми порядками. Можно рассматривать это как широкую толерантность Петербурга, учёт им национальных особенностей.

Но не следует забывать, что это была «толерантность» по отношению к таким вещам, как рабовладение и работорговля, смертная казнь (за супружескую измену) через побивание камнями и т.п.

Неудивительно, что среди по-европейски (точнее, по-русски) образованной прослойки местных элит зрело недовольство существующими порядками. По аналогии с младотурками в Османской империи, в Хиве и Бухаре возникли свои младохивинцы и младобухарцы, требовавшие модернизации этих островков отсталости. Однако они смогли выйти на политическую арену только благодаря русской революции.

Весной 1918 года руководители Туркестанской советской республики решили помочь младобухарцам, обратившимся к ним за помощью, низложить эмира Сейида Алим-хана. Эмир под предлогом переговоров заманил в Бухару делегацию Турксовреспублики, и она была почти вся перебита (чудом спаслись лишь двое). Младобухарцы не имели широкой поддержки в народе, привыкшем безропотно повиноваться своим бекам и муллам. Чтобы не множить число врагов, Турксовреспублика, и без того находившаяся в тесном кольце фронтов, была вынуждена пойти на переговоры с эмиром и обеспечить его нейтралитет. Час расплаты был отсрочен.

В годы гражданской войны Бухара и Хива (особенно после ликвидации туркестанскими большевиками и левыми эсерами в феврале 1918 г. байско-националистической т.н. Кокандской автономии) стали базой для разжигания сопротивления советской власти. Это сопротивление имело целью отделение от России всего Туркестана и консервацию в нём феодальных порядков. Оно поддерживалось через Афганистан британской резидентурой и поставками оружия. Британские советники помогали обучению бухарской армии.

Следует помнить ещё и о том, что по секретному соглашению между Англией и Францией о разделе Российской империи от 23 декабря 1917 г. (пакт Сесиля—Клемансо) Средняя Азия была официально отнесена к британской сфере влияния.

После разгрома Колчака и установления связи Советского Туркестана с Советской Россией создались условия для геополитического «округления» Российской (теперь уже Советской) державы в Средней Азии. Уже в феврале 1920 г. части Красной Армии вступили в Хиву, где в конце апреля 1920 г. была провозглашена Хорезмская народная советская республика. 29 августа 1920 г. началось наступление Красной Армии на Бухару, согласованное с восстанием младобухарцев в самом эмирате. 2 сентября Бухара пала. Однако окончательная ликвидация этого оплота иноземного влияния затянулась.

3. Большевики и пантюркизм

Сопротивление советской власти в Средней Азии приняло форму басмачества, которое теперь модно рассматривать исключительно как проявление национально-освободительной борьбы против «русских колонизаторов». В советское же время оно считалось результатом деятельности агентов империализма и свергнутых правящих классов, сумевших, играя на религиозном фанатизме, временно сбить с толку «отсталую» часть народных масс.

Дело было ещё сложнее, как обычно не укладываясь ни в одну из привычных идеологических схем. Советские историки упоминали, что широкое развитие басмаческого движения было связано с именем Энвер-паши. Однако они очень неохотно вспоминали, кем он был до своего появления в Туркестане. А был Энвер-паша все годы Первой мировой войны военным министром и верховным главнокомандующим, фактическим диктатором Османской империи! Кстати, по его приказу начался геноцид армян в 1915 году. И уж совсем не любили советские историки рассказывать, каким образом Энвер-паша оказался в Туркестане. А прибыл он туда через Москву с непосредственной помощью большевиков!

После капитуляции Турции в Первой мировой войне Энвер-паша вместе с некоторыми другими видными деятелями свергнутого младотурецкого правительства Османской империи бежал в Германию, где проживал нелегально. Трибунал в Стамбуле заочно вынес ему смертный приговор как государственному преступнику. Тем временем в Берлине с ним встретился… Карл Радек, сподвижник Троцкого. Он-то и уговорил бывшего султанского визиря отправиться через Москву в Туркестан, чтобы… возглавить национально-освободительную борьбу трудящихся Востока против мирового империализма!

Мало что в истории найдётся более парадоксального, чем этот альянс вождя пантюркизма и панисламизма с революционным интернациональным большевизмом!

В обстоятельствах этого сговора ещё очень много неясного, и можно надеяться, что когда-нибудь исследователи прольют более ясный свет на эту довольно тёмную страницу истории российской революции и по достоинству оценят деятельность такой «жертвы сталинских репрессий», как Карл Радек. Но одно понятно и сейчас: большевики стремились использовать Энвер-пашу, а тот, в свою очередь, большевиков. С обеих сторон был циничнейший политический расчёт, и такой альянс не мог быть долгим.

Для части большевиков немаловажным казалось то, что Энвер-паша по сравнению со свергнутыми монархами Хивы и Бухары был деятелем «прогрессивным». Младотурок отождествляли с младобухарцами. Считалось, что Бухаре ещё предстоит пройти этап буржуазно-демократической революции.

Кроме того, Троцкий рассматривал восстание в азиатских колониях и зависимых странах как составную часть мировой революции. Британскому империализму он хотел противопоставить… революционный пантюркизм и панисламизм. Нелепый план, принесший немало бед.

В Москве Энвер-паша стал одним из руководителей «Общества единства Революции с Исламом», принял участие в Конгрессе народов Востока, созванном большевиками в Баку осенью 1920 года. В 1921 году Энвер-паша – в Бухаре в составе советской делегации, но с неясными полномочиями. Вскоре он – советник в Красной Армии по организации воинских частей из мусульман. Одновременно он устанавливает тесные контакты как с руководителями Бухарской народной советской республики, так и с бежавшим в Афганистан бывшим эмиром Сейид Алим-ханом.

До своего открытого выступления против советской власти Энвер-паша пользовался покровительством из Москвы. Это позволило ему сколотить обширную партию сторонников. На его сторону перешли некоторые руководители Советской Бухары и многие курбаши. В начале 1922 года Энвер-паша, объединив под своим командованием крупные силы басмачей, захватил Душанбе, подступил к Бухаре.

Похода «революционных панисламистов» против британских колонизаторов через Афганистан в Индию не получилось. Вместо этого советскому руководству пришлось повторно собирать силы для разгрома басмаческого движения.

Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если бы не слишком большое властолюбие Энвер-паши. По некоторым сведениям, он был застрелен в спину кем-то из своих бывших приверженцев. Как бы то ни было, после гибели Энвер-паши организованное басмаческое движение начинает терпеть поражения. Хотя окончательно сходит на нет только в 30-е годы.

4. Тонкие грани

Рассказанное – лишь отдельные грани революции и гражданской войны в Туркестане. Отсюда видно, что данное явление не укладывается целиком ни в одну из привычных схем этого времени. Неудивительно, что большинство как советских, так и антисоветских историков не очень жаловали своим вниманием события 1917-22 гг. в Средней Азии и Казахстане.

Любая идеологическая схема революции в Туркестане имела некую «фигуру умолчания». Потому что с её оглашением вся эта схема рушилась. Белогвардейско-антисоветская версия гражданской войны не может объяснить, как это большевики сражались за единство и величие России, да к тому же ещё и под знамёнами с двуглавым орлом. Традиционная советская концепция тоже умалчивала о русско-великодержавной ориентации Турксовреспублики и о союзе интернационалистов-большевиков с махровым шовинистом Энвер-пашой. А нынешняя националистическая историография в новых независимых государствах игнорирует тот факт, что русские большевики региона в конечном итоге сумели завоевать на свою сторону симпатии большинства коренного населения, тяготившегося властью традиционной феодальной знати.

Возможно, что ближе всего к истине было запущенное в оборот ещё в 40-е годы прошлого века, но не успевшее стать официальным, определение «авангардной роли русского рабочего класса в российской революции», где русский был этнонимом, а российский – политонимом.

Революция в Туркестане должна найти своё непротиворечивое объяснение в общей картине российской революции. Без этого мы не сможем до конца понять весь феномен российской революции. И грош цена любым концепциям, которые замазывают яркие грани революционного процесса на среднеазиатской окраине Российской империи.